Когда Син заговорил, его голос был полон печали:

— Мой отец убил моего брата из-за пророчества и уже готов был убить меня. Я бы никогда не позволил другому ребенку страдать от подобной глупости. Это не в моих правилах.

Кэт нахмурилась, увидев боль на лице бабушки и слыша неподдельные эмоции в голосе Сина. Он действительно говорил правду.

— И как мне узнать, что ты мне сейчас не лжешь? — требовательно спросила Аполлимия.

— Я тоже потерял детей и знаю боль, которая живет в глубине сердца и которую не облегчить никакими утешениями или алкоголем. Я знаю, каково обладать силами бога и не суметь удержать то единственное, что имеет для тебя значение. И если ты хоть на минуту думаешь, что я способен пожелать это другому существу, даже Артемиде, которую хотел бы пытать вечность, тогда давай, спусти на меня всю свою армию. Я заслужил любую смерть, которую они придумают.

Кэт сглотнула, увидев неприкрытую агонию в его глазах, когда он говорил о своих детях и их потере. Он прочувствовал эту трагедию всеми фибрами своей души. Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать слезы на ее глазах. Ее сердце смягчилось в отношении Сина. Никто не должен так страдать.

Аполлимия застыла словно статуя. В ее глазах читалось беспокойство, кожа побледнела.

Син заставил отступить приближающегося демона одним только свирепым взглядом, потом снова заговорил:

— Я считаю Ашерона одним из немногих моих друзей, Аполлимия. Я бы никогда не допустил, чтобы такой достойный человек страдал.

Аполлимия все еще молчала, но, наконец, пошевелилась. С королевской грацией она спустилась с помоста. Подошла и встала прямо перед Сином. Она молча протянула руку и дотронулась до его кровоточащей руки и плеча, которые сразу же излечились.

Когда она заговорила, её голос был всего лишь шепотом, но в нем было достаточно силы, чтобы услышали все:

— У моего сына мало друзей и еще меньше тех, кто по-настоящему знает его. Пока ты защищаешь его — ты живешь. Шумер ты или нет. Но если все, что ты сказал сегодня, окажется ложью, я обрушу на тебя такой жестокий гнев, что ты проведешь вечность, стараясь вырвать собственные мозги, чтобы облегчить боль.

Син посмотрел мимо нее на Кэт:

— Теперь я знаю, откуда у тебя такое воображение.

Кэт выдавила улыбку. Только Син и её отец могли смеяться в подобный момент.

Аполлимия проигнорировала комментарий Сина.

— Катра, — заговорила она, не глядя на внучку. — Он твой гость в моем мире. Уведи его отсюда и удостоверься, что он не будет ходить среди тех, кто убьет его.

— Но я думал, что мы сможем его съесть, — захныкал маленький Шаронте.

Аполлимия нежно взглянула на ребенка:

— В следующий раз, Парритон.

Парритон надул губы, когда Кэт подошла, чтобы забрать Сина.

— Можно хотя бы укусить его, акра?

Кэт рассмеялась над его рвением:

— В другой раз, Парритон, я обещаю.

Мальчик разочарованно вздохнул и вернулся к мясу.

Кэт остановилась рядом с Сином и протянула ему руку. Она была почти уверена, что он откажется, но вместо этого Син обхватил своей большой ладонью ее руку, чтобы Кэт могла перенести их обратно в свой дом. Странная дрожь пронзила её, когда их руки соприкоснулись. С рождения ему передалась неописуемая сила. Внутреннее спокойствие.

По крайней мере, пока они не вернулись в её гостиную.

Син отпустил её руку и бросил на нее шутливый взгляд.

— Вау, — сказал он ровным голосом. — Это было весело. Куда еще ты отведешь меня, пока мы здесь? Может, есть в аду уголок потемнее того зала, полного кровожадных демонов, а?

Кэт улыбнулась его сарказму.

— Есть еще Зал Даймонов.