Путешествие превратилось для Бонда в настоящий кошмар, во время которого он порой не то засыпал, не то просто терял сознание. В караван-сарае ему снова дали немного воды, а перед посадкой в вертолет опять связали руки. Когда он пришел в себя, вертолет уже садился в крепости Горнера. После посадки Бонда сразу же раздели до белья и тщательно обыскали. Изодранную в клочья одежду ему вернули.

Когда он снова наконец очнулся от забытья, то обнаружил, что опять находится в камере, а рядом с ним спит Скарлетт. Все тело у него мучительно болело — буквально каждая мышца. Он ворочался на песке, пытаясь найти такое положение, в котором боль была бы не такой сильной. Не шевеля головой, чтобы скрытая камера не засекла никакого движения, он выплюнул кусочки стекла изо рта и с помощью одного лишь языка присыпал их песком.

Через некоторое время засовы на двери с лязгом отодвинулись, и вошел охранник. Его утреннее приветствие было обычным — пинок сапогом под ребра; он приказал обоим пленникам встать. На Скарлетт была серая рабочая рубашка и брюки. Ее нижняя губа распухла в том месте, куда Горнер ударил ее тыльной стороной руки. «Она такая бледная и испуганная», — подумал Бонд и постарался ободрить ее улыбкой и кивком. Как обычно, под конвоем их отвели в умывальную, дали воды и препроводили в кабинет Горнера.

Сам Горнер, облачившийся на этот раз в легкий тропический костюм с гвоздичкой в петлице, по мнению Бонда, выглядел не как террорист глобального масштаба, а скорее как игрок, приехавший сорвать банк в казино где-нибудь в Каннах. К тому же он пребывал в пугающе приподнятом настроении. Ни о засаде под Заболем, ни о «туннеле-сигаре» он даже словом не обмолвился. Казалось, всеми своими мыслями и чувствами он устремлен лишь в будущее.

Бонда и Скарлетт подвели к нему и под дулами автоматов заставили опуститься на колени; руки у обоих были связаны за спиной.

— Завтра, — провозгласил Горнер, — наступит день, которого я ждал всю свою жизнь. Именно завтра я нанесу удар, который наконец поставит Британию на колени. В соответствии с законами военной науки план операции делится на две главные части — отвлекающую диверсию и основной удар.

«Да, вот он, тот человек из марсельского порта, — подумал Бонд, — с его безумным нетерпением, и обуздать его может лишь не менее сильное чувство целесообразности». В данный момент верх в Горнере взяли наглость, самоуверенность и чувство собственного превосходства. Он настолько наслаждался, настолько был ослеплен собственной гениальностью, что отбросил всякую осторожность и счел возможным поведать своим пленникам детали плана, который так долго вынашивался в его воспаленном мозгу.

Горнер подошел к письменному столу и заглянул в лежавшую на нем папку.

— Я надеялся поставить Британию на место — в то положение, которого она заслуживает, используя наркотики в качестве единственного оружия. И эти долговременные планы я не отбрасываю; рано или поздно так все и будет. Я уверен, что уже к концу нынешнего века смогу превратить большинство ваших городов в трущобы, сплошь наводненные наркоманами и наркодилерами. Но я нетерпелив. Я хочу немедленного успеха. Я жажду действия. Я желаю увидеть результаты прямо сейчас!

Горнер ударил по столу затянутой в перчатку левой рукой. В комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь едва слышными звуками, издаваемыми работающим кондиционером.

— Так вот, — продолжал Горнер, — ровно в десять экраноплан покинет свою базу в Ноушехре и направится на северо-запад — в сторону Советского Союза. По-моему, Бонд, вы уже знакомы с этим уникальным транспортным средством; вы даже потратили уйму времени на так бесславно закончившуюся фотосессию. Так вот, по моему заказу экраноплан был модифицирован и теперь представляет собой ракетоносец: он может нести шесть ракет, три из которых снабжены ядерными боеголовками.