Горнер обошел письменный стол и встал рядом с Бондом:

— Я провожу вас и присмотрю за вами до взлета, а потом вернусь к себе и буду ждать неотвратимого. Не хотите ли передать какое-нибудь прощальное послание вашим согражданам? Вашей королеве? Вашему премьер-министру?

Бонд закусил губу. В его памяти звучали умоляющие и одновременно требовательные слова Поппи: «Убейте Горнера».

— Ну что ж, как хотите, — сказал Горнер. — Сыграем?

Все те же охранники провели Бонда по коридору и, держа стволы пистолетов прямо у его ушей, поднялись вместе с ним на круглой подъемной платформе. Электрокар уже ждал их, чтобы отвезти к главному выходу. Водитель нажал на кнопку дистанционного управления на пульте, и лазерный луч открыл замок.

Не было еще и девяти часов утра, но жаркое персидское солнце уже припекало вовсю: оно заставляло ослепительно сверкать новенький лайнер «VC-10», к которому они и направились. Высокий хвостовой стабилизатор с четырьмя смонтированными под ним роллс-ройсовскими реактивными двигателями делал силуэт самолета особенно изящным и стремительным. В любой другой ситуации Бонд если не с восторгом, то уж по крайней мере с неподдельным интересом отнесся бы к перспективе совершить путешествие на этом новом, еще мало кому знакомом воздушном судне — высокоскоростном и, по всей видимости, очень комфортабельном. Но на сей раз он прекрасно понимал, что его единственный шанс выбраться живым с этого обреченного на гибель самолета зависит от призрачной вероятности того, что где-то на борту этого красавца спряталась хрупкая специалистка по банковским инвестициям с вьющимися темными волосами и с советским пистолетом, из которого ее никогда не учили стрелять.

Бонд глубоко вздохнул и сделал первый шаг по трапу, ведущему к главной двери пассажирского салона. На борту его протащили по проходу между креслами и затолкали на сиденье возле иллюминатора в ряду, расположенном в конце салона первого класса. Садясь на отведенное ему место, Бонд пригнулся, чтобы не удариться головой о нависавший над боковым сиденьем потолочный багажник для ручной клади. В это мгновение он выплюнул на сиденье осколок стекла, который все это время — с самого утра — прятал во рту. Один охранник сел рядом с ним, другой впереди, третий — сзади. Двигатели самолета уже негромко работали в режиме прогрева.

Из-за перегородки, отделявшей кабину пилотов от остальной части самолета, вышел смуглый, плотно сложенный человек в армейских брюках и белой футболке.

— Я Масуд, — сказал он. — Мы делать проверка с пилот. Мы вылетать через полчаса. Ты остаться там где есть. Если ты шевелиться, мы тебя убить.

— Ну и порядочки в вашей авиакомпании — хуже, чем в «Дэн эйр», — проговорил Бонд. — Сигаретки не найдется?

— Молчать. Не курить. Застегнуть ремень.

Бонд повиновался. Обычно он любил эти мгновения, предшествующие полету, — предвкушение нескольких часов по-настоящему вольной жизни, когда он будет недоступен ни для приказов М., ни для кого из женщин, с которыми сводила его судьба: в эти часы он мог спокойно, ни на что не отвлекаясь, почитать «Основы современного гольфа» Бена Хогана, а потом, никуда не торопясь и потягивая «кровавую Мэри», полюбоваться, как солнечные лучи, искрясь, отражаются в крыльях самолета, летящего над арктическим ландшафтом, покрытым облаками, напоминающими глыбы льда.

Из-за перегородки появился еще один человек, подошел по проходу и уставился на Бонда.