— Вроде бы да, — задумчиво сказала Скарлетт. — На первый взгляд это гораздо легче, чем вычислять маржу и биржевые ставки.

— Отлично. Теперь наша главная задача: нужно постараться проникнуть в ангар со стороны главного здания. Снова нырять мне как-то не улыбается.

Поднявшись в свой номер, Бонд опять пристегнул к ноге десантный нож и надел мягкие туфли со стальными носками. Затем рассовал по карманам запасные обоймы для вальтера и фотокамеру «Минокс В» с телеобъективом. Камеру он зарядил самой высокочувствительной пленкой и прикинул, что лунного света, пробивающегося в ангар со стороны моря, будет вполне достаточно, чтобы сделать снимки необходимого качества. Он ведь не собирался побеждать с ними на фотоконкурсах, зато эта пленка могла стать отличным материалом для экспертов из отдела Кью: этим ребятам будет чем заняться и на чем отработать свои навыки и новейшие технологии.

Пакет, похищенный из дока, он отдал Хамиду с указанием переправить Дариусу Ализаде для анализа в Тегеране в том случае, если дела в ангаре пойдут не лучшим образом.

Сев в машину, Бонд сунул руку под сиденье, достал кольт, отнятый у охранника, и заглянул в барабан. В нем оставалось всего два патрона.

— Ну что ж, все равно лучше, чем ничего, — рассудил Бонд, протягивая оружие Скарлетт.

— А куда мне его… гм… должна же я его куда-нибудь положить? — спросила она.

— Эх, жаль, нет у меня с собой моей старой беретты, — посетовал Бонд. — Наш оружейник всегда говорил, что этот пистолет словно специально создан для женской руки. И ее можно было бы спрятать где угодно, да хоть за резинку трусов засунуть. В твою сумочку револьвер поместится?

Скарлетт покопалась в сумочке, а Хамид тем временем завел мотор.

— Боюсь, чтобы запихнуть сюда эту штуковину, мне придется выложить и оставить в машине тушь и помаду, — чуть обиженно сообщила Скарлетт.

— Что ж, всем нам порой приходится идти на жертвы ради своей страны. Вперед, Хамид, поехали.

Серый «кадиллак» медленно плыл в тишине и мраке субтропической ночи; Хамид, следуя указаниям Бонда, машину старался вести как можно медленнее — почти со скоростью пешехода. Окна автомобиля были открыты, и в салон проникали звуки персидской ночи: слева — шум прибоя, справа — стрекотание цикад и шелест пальмовых листьев. Сам воздух был пропитан густым терпким ароматом окружавших город апельсиновых рощ.

— Черт! Как же я сразу не подумал? — воскликнул вдруг Бонд. — Там же будут собаки.

— Собаки? — переспросил Хамид.

— Ну да. Во двор верфи на ночь наверняка выпускают сторожевых собак.

Хамид с сомнением покачал головой:

— Персидский люди не держать собак. Это европейский привычка. Грязно. Мы оставлять собаки гулять снаружи, как кошки.

К этому времени они уже покинули жилые кварталы городка и очутились на слабо освещенных улицах и проездах портового района. Навстречу им не попалось ни одной машины, не было видно фар, не было слышно ни единого работающего двигателя. Ощущение было такое, словно ночная тьма поглотила все живое на этом берегу огромного озера, недаром называемого морем.

Все трое молчали. Говорить вроде бы было не о чем. Бонд ценил такие минуты перед началом очередной рискованной операции. Тишина позволяла ему сосредоточиться, собраться с мыслями и настроить на нужную волну все инстинкты и рефлексы, которые за долгие годы тренировок и службы стали неотъемлемой частью его нервной системы.

Ему нравилась тишина этой чужой страны, и где-то внутри он ощущал привычную напряженную пустоту, которую определял для себя как предвкушение опасности.