Мы не осмеливались действовать в дневное время, но и ночью на улицах было полно народа. Я пыталась выглядеть старухой. Мои волосы скрывал капюшон, и я, сгорбившись, волочила ноги. Город являл собой ужасное зрелище. Лавки были забаррикадированы, многие из них – разграблены. Повсюду происходили пожары. Навстречу попадались группы детей, распевающих "Ca Ira"

Возможно, это моя последняя ночь в Париже. Так должно быть! Я отказывалась верить в неудачу.

Каким долгам казалось ожидание! Я была настороже, готовясь вскочить в кабриолет, как только он проедет мимо. Если он не появится в течение часа, то мне следовало вернуться в наш дом на улице Сен-Жак и ждать там. Если же они не возвратятся до утра, то я должна ехать в Грасвиль и отправляться в Англию с Марго и Робером.

Никогда я не забуду эти ужасные минуты, которые провела в самом сердце революционного Парижа. Я ощущала запах крови на улицах и видела мертвые тела в реке. Слыша, как часы бьют девять, я поняла, что если они преуспели, то уже находятся на пути ко мне.

Жестокое воображение рисовало мне тысячи ужасов. Я начинала думать, что наш план слишком безумен и опасен, чтобы остаться нераскрытым.

Если они не подъедут через несколько минут, то мне придется возвращаться на улицу Сен-Жак.

Какой-то подозрительный субъект пристал ко мне. Я поспешно отскочила, но боялась отходить далеко. По дороге шла толпа студентов. Если появится кабриолет, то они могут задержать его.

"Боже, – молилась я, – пошли нам удачу! Я бы пожертвовала всем, чтобы увидеть его снова!"

Послышался стук колес. Кабриолет быстро мчался в мою сторону.

Леон соскочил на землю и помог мне сесть.

Я посмотрела на своего возлюбленного. На руках у него были наручники, лицо было смертельно бледным, на левой щеке запеклась кровь. Но он улыбнулся мне, и этого было достаточно.

Никогда я не была более счастлива в своей жизни, чем в эти минуты на набережной Межиссери.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Нам удалось бежать. Леон оставил нас, как только мы выехали из города, и вернулся в кабриолете в Париж.

Джоэл, граф и я прибыли в Грасвиль, где нас ожидали Робер и Марго. Через несколько дней мы были в Англии, где я стала графиней де Фонтен-Делиб. Мой муж был очень болен, и прошло несколько недель, прежде чем я смогла его выходить. Дсррингемы вели себя по отношению к нам, как добрые друзья.

Шарль-Огюст – я долго не могла привыкнуть к этому имени и в мыслях продолжала именовать мужа графом – больше не был богатым и могущественным человеком, но он и не остался без гроша в кармане. У него имелись деньги в самых различных частях света, так что мы могли жить со всеми удобствами в небольшом поместье по соседству с Деррингемами. Мой муж был прирожденным землевладельцем, и вскоре имение начало процветать. К тому времени, когда родился наш первый ребенок – это был сын – наши владения значительно расширились.

Граф мало изменился. Он был все таким же властным, надменным, непредсказуемым, но, в конце концов, это был человек, в которого я влюбилась, и мне не хотелось, чтобы он становился другим. Жизнь нелегко обошлась с ним. Он всегда с горечью говорил о "черни", и я понимала, что дни, проведенные в тюрьме, оставили в его душе неизгладимый след. Шарль-Огюст не мог полностью радоваться жизни, пока ему не удастся вернуться во Францию и восстановить утраченные владения. Франция была у него в крови, и он страстно любил свою родину. Мы часто спорили, сравнивая наши страны, и он никогда не сомневался, что настанет день, когда мы сможем вернуться.

Марго родила еще одного сына, и я радовалась, что она дала Роберу то, чего он желал более всего. Граф всегда смеялся, вспоминая, как ловко она привела в свою семью Шарло, и не без гордости говорил, что она вся в него. Родители Робера никогда не узнали правды.