Глава 13

С 13.00 до 19.00

Если на девятичасовой сеанс связи пресса отреагировала несколько вяло – из‑за опасения в отношении надежности информаторов, – то после полуденного сообщения она развила бурную деятельность.

Начиная с 12.00 уже не было никаких сомнений в отношении того, что произошло с «Фреей», а также в отношении содержания слов, произнесенных капитаном Ларсеном по радиотелефону во время переговоров с диспетчерской службой Мааса: слишком много ушей слышали все.

Кричащие заголовки, которые подготовили для полуденных выпусков вечерних газет в 10.00, спешно заменяли на новые. Те, которые пошли в печать в 12.30, отличались значительно более крепкими выражениями и были больше по размеру. В конце предложений больше не было вопросительных знаков. Спешно готовили редакционные статьи, выискивали специалистов по судовождению и окружающей среде, которые смогли бы в течение часа дать первые оценки.

По всей Европе в обеденное время были прерваны радио‑ и телевизионные программы, чтобы проинформировать о сенсационной новости слушателей и зрителей.

Ровно в пять минут первого в холл здания по адресу Флит‑стрит, 85 спокойно зашел человек в мотоциклетном шлеме с закрывающими половину лица очками, нижняя половина была прикрыта шарфом. Человек зарегистрировал в рассыльной службе конверт, адресованный редактору новостей агентства Пресс Ассосиэйшн. Никто позднее не смог хоть как‑то описать этого человека: в этот холл каждый день заходят десятки таких посыльных.

В пятнадцать минут первого редактор новостей открыл конверт. В нем находилась отпечатанная копия заявления, зачитанного пятнадцатью минутами ранее капитаном Ларсеном, хотя было ясно, что подготовлено оно было заранее. Редактор новостей немедленно известил своего главного редактора, который связался с городской полицией. Правда, это не помешало немедленно отослать весь текст по телеграфу как в системе ПА, так и в системе родственной службы Рейтера, которая располагалась ниже этажом. Новость мгновенно разнеслась по всему миру.

Уйдя с Флит‑стрит, Мирослав Каминский засунул шлем, очки и шарф в мусорный ящик, добрался на такси до аэропорта Хитроу, где зарегистрировался на рейс в Тель‑Авив в 14.15.

К двум часам дня давление прессы на голландское и западногерманское правительства резко возросло. Ни тому, ни другому не удалось спокойно обдумать свою реакцию на требования террористов. Оба правительства были буквально завалены многочисленными телефонными звонками, в которых их убеждали согласиться на освобождение Мишкина и Лазарева вместо того, чтобы подвергнуться катастрофе, которая ожидает побережье после разрушения «Фреи».

В час дня германский посол в Гааге разговаривал по прямой линии связи со своим министром иностранных дел в Бонне Клаусом Хаговитцем, который затем оторвал от обеда канцлера. Текст двенадцатичасового заявления уже был в Бонне, полученный почти одновременно разведывательной службой БНД и с телетайпа Рейтера. В штаб‑квартирах всех газет в Германии также получили текст Рейтера, после чего линии телефонной связи в пресс‑службу федерального правительства стали работать с перегрузкой.

В час сорок пять пресс‑служба выдала заявление для журналистов о том, что в три часа дня планируется экстренное заседание кабинета, чтобы рассмотреть сложившуюся ситуацию. Министрам пришлось отменить планы по выезду из Бонна на уик‑энд, съеденное за обедом не пошло впрок.

В две минуты третьего начальник тюрьмы Тегель несколько растерянно положил на рычаг телефонную трубку. Федеральный министр юстиции не часто нарушал протокол, согласно которому он должен был сначала связаться с правящим бургомистром Западного Берлина и лишь потом обращаться к нему, – сейчас же он позвонил ему лично.

Он поднял трубку внутреннего телефона и сделал указание своему секретарю. Без сомнения, с берлинским сенатом свяжутся в свое время с той же самой просьбой, но он не станет отказывать министру из Бонна только потому, что правящий бургомистр уехал куда‑то на обед и с ним невозможно связаться.