На ее губах появилась легкая улыбка.

– Я рада, – сказала она. – Я рада, что у тебя никого нет. Это так нелогично, правда?

Он широко улыбнулся ей в ответ.

– Нет, – пробормотал он, – совсем нет. Но мне приятно это слышать. Мы сможем видеться с тобой? В будущем?

Улыбка исчезла, в глазах появилось загнанное выражение. Она отрицательно покачала головой.

– Нет, не часто, Адам, – вымолвила она. – Мне доверяют, я пользуюсь огромными привилегиями, но если в мою квартиру придет иностранец, вскоре на это обратят внимание и донесут. То же самое относится и к твоей квартире. За дипломатами следят – тебе это должно быть известно. За гостиницами также наблюдают, квартиры здесь не сдаются. Это невозможно, Адам, это невозможно.

– Валентина, ты сама хотела этой встречи. Инициатива принадлежала тебе. Ты это сделала только в память о нашем прошлом? Если тебе не нравится твоя теперешняя жизнь, если тебе не нравятся люди, на которых ты работаешь… Но если ты не можешь уехать из‑за Саши, тогда что же ты хочешь?

Она взяла себя в руки и, казалось, обдумывала что‑то несколько секунд. Когда она наконец заговорила, то произносила слова совершенно спокойно.

– Адам, я хочу попытаться остановить их. Я хочу попытаться остановить то, что они делают. Мне кажется, я уже несколько лет подсознательно размышляла об этом, но когда я увидела тебя в «Большом» и вспомнила все те свободы, которыми мы с тобой пользовались в Берлине, я стала думать об этом все больше и больше. Теперь я совершенно уверена. Скажи мне, если ты можешь: есть ли в твоем посольстве резидент разведслужбы?

Монро был потрясен. Ему приходилось иметь дело с двумя перебежчиками – один был из советского посольства в Мехико, со вторым он работал в Вене. Одному мотивацией служил переворот в сознании – от обожествления к ненависти по отношению к своему собственному режиму, как это произошло и с Валентиной, другой был обижен, что его затирают на службе. С первым работать было труднее.

– Думаю, да, – ответил он осторожно. – Думаю, что должен быть.

Валентина порылась в своей сумочке, которая лежала возле ее ног на куче сосновых иголок. Приняв наконец окончательное решение, она, по всей видимости, решительно настроилась идти по пути предательства. Она вытащила из сумки запечатанный толстый пакет.

– Я хочу, чтобы ты передал это ему, Адам. Обещай, что ты не расскажешь ему, от кого ты его получил. Пожалуйста, Адам, я так боюсь того, что я делаю. Я никому не могу доверять – никому, кроме тебя.

– Обещаю тебе, – заверил ее он. – Но мне надо увидеть тебя снова. Я просто не смогу больше выдержать этой сцены: ты уходишь через пролом в стене, чтобы никогда больше не вернуться.

– Да, я тоже не могу выдержать это во второй раз. Но не пытайся связаться со мной в моей квартире. Она находится в огороженном квартале для высших функционеров, там всего лишь одни ворота, возле которых дежурит милиционер. Не звони мне. Все телефонные звонки записываются. И я не пойду на встречу ни с кем другим из вашего посольства, даже если это будет сам резидент.

– Согласен, – сказал Монро. – Но когда же мы сможем встретиться снова?

Она поразмыслила немного и затем ответила:

– Мне редко удается освободиться. Саша занимает практически все мое свободное время. Но у меня есть собственная машина, и за мной не следят. Завтра я должна уехать на две недели, но ровно через месяц мы сможем встретиться на этом же месте в воскресенье. – Она посмотрела на часы. – Я должна идти, Адам. Мне надо быть на вечеринке в одной из дач в нескольких километрах отсюда.

Он поцеловал ее в губы – так, как они делали когда‑то.