Ее желудок забурчал, словно она съела что-то испорченное, а горький привкус во рту усилил это ощущение. Табло «Пристегнуть ремни» погасло, и она хотела встать, чтобы быстро застирать в туалете пятна томатного сока. Леони осторожно положила дочь на соседнее место. К счастью, рядом никто не сидел. Вообще самолет на Цюрих был загружен не полностью. Она подняла вверх левую ручку своего сиденья, проскользнула мимо Майи и уже хотела выпрямиться, как тяжелая рука снова впечатала ее на место возле прохода.

— Мисс Хендерсон?

— Что вы себе позволяете? — спросила она по-английски: ролевые игры после событий последних лет впитались в ее плоть и кровь.

— К сожалению, вам нельзя покидать своего места.

— На каком основании? — Загорелой рукой она смахнула руку второго пилота со своего плеча.

— Я опасаюсь, что вы представляете собой опасность для безопасности полета, и настоятельно прошу вас не трогаться с места, иначе мне придется, к сожалению, вас успокоить.

Она в ужасе заметила электрошокер. Крепкий пилот держал его так, что никто из других рядов не мог его видеть.

— Пожалуйста, не усложняйте дело.

— Но что все это значит? Я же ничего не сделала.

— Я не могу об этом судить. Я получил соответствующие предписания от наземного контроля.

— Какие предписания?

Самолет опустился на два метра, но Леони была слишком взволнована, чтобы поддаться своему обычному страху полета.

«Что здесь происходит? В какой команде играет этот человек? Неужели ее отец и сюда заслал своих ищеек?»

Ответ она получила из бортового сообщения, которое прервало ее мысли, когда второй пилот уступил дорогу стюардессе, вставшей в проходе у ее места. И у нее в руке был электрошокер.

— Дамы и господа, просим вашего внимания. Из соображений национальной безопасности, которые, к сожалению, мы не можем объяснить подробнее, маршрут полета меняется. Мы не летим в Цюрих, как предусматривалось. Мы летим в Берлин, аэропорт прибытия — Тегель.

Искренние извинения пилота за связанные с этим неудобства потонули в гомоне пятидесяти возмущенных голосов. Леони посмотрела в иллюминатор, на кажущуюся бесконечной пелену облаков, и спросила себя, сможет ли пережить сегодняшний день.

19

Ира медленно стягивала тренировочные брюки со своих исцарапанных ног. Каждое прикосновение ткани к ее пересохшей коже ощущалось как скрежет наждачной бумаги по открытой ране.

— Я не могу этого допустить. — Штойер даже не подумал покинуть пункт переговоров на двадцатом этаже, когда Ира раздевалась у него на глазах.

— Вы же мне мешаете, — ответила она и повернулась к нему спиной.

Она надеялась, что бессильная ярость сейчас рвет его изнутри на части. С одной стороны, он мог приказать арестовать ее. С другой — ему придется тогда оправдываться перед всей общественностью, почему он воспрепятствовал объявленному обмену последнего заложника.

Гетц уже сообщил руководителю операции обо всех последних событиях по рации — от пыток у Мариуса Шувалова и признания Фауста до его добровольной смерти. Штойер также был в курсе того, что Леони жива и в данный момент покидает воздушное пространство Испании.

Внезапно Ира ощутила на своем затылке влажное дыхание. Она застыла.

— Вы думаете, что я придурок, а вы героиня этой драмы, не так ли? Но вы ошибаетесь.

Ира вытащила из брюк вторую ногу и поставила ее на стул, находившийся всего в полуметре от нее. Это движение причинило такую боль, словно ей наступили на ребра. Она коснулась пальцами выпуклости величиной с кулак слева внизу на грудной клетке и тотчас же вздрогнула, как будто Штойер ударил ее электрошоком.