— Но вы их не послушались?

— Нет. И оба сотрудника в черных костюмах сдержали слово. Во-первых, во время проверки скорости на дороге в моем портфеле обнаружили наркотики. Безо всяких судебных слушаний у меня отобрали лицензию. А с ней единственное, что у меня еще оставалось, кроме скорби по Леони: мою профессию.

— Послушайте…

Ира с благодарностью взяла бумажный стаканчик, который подал ей Херцберг, и сделала глоток. Возможно, он обратил внимание на ее пересохшие губы и тончайшую пленку пота на лбу или на ее усталый голос. Возможно, за его внешностью молокососа скрывался внимательный джентльмен.

— Все это звучит очень скверно, Ян. Почти невероятно. И я понимаю, что не могу даже близко представить то, что вам пришлось пережить за последние недели. Все то, о чем вы мне рассказали, определенно несправедливо, цинично и жестоко. Возможно, это является доказательством произвола нашего государства, в котором у одних людей больше прав, чем у других. Но это еще не доказательство того, что Леони жива.

Она сделала второй глоток. Вода была холодной. Но еще холоднее были последние слова Яна, прежде чем он снова прервал связь.

— Ира, думаю, мы зря теряем время. Пожалуй, нам лучше не говорить, а делать то, ради чего, собственно, мы здесь и находимся. Вы находите Леони. А я играю в Casch Call.

8

В маленькой радиостудии было душно. Отсеки со звукоизоляцией не были рассчитаны на длительное пребывание большого количества людей, а шестеро заложников производили такое количество пота, адреналина и тепла, которое вентиляция не успевала удалять из помещения. Хотя Ян давно уже снял пролетарский парик и избавился от большей части своего маскарада, он потел в своем тренировочном костюме и беспрестанно вытирал лоб. Но, возможно, это связано с тем, что успокоительные таблетки, которые он принял по пути на студию, постепенно теряли свое действие. Доза была рассчитана на четыре часа. Он не думал, что это может настолько затянуться. Однако пошел уже третий час, и предстоял второй Casch Call. Ира казалась готовой к сотрудничеству и непредубежденной. Но было совершенно очевидно, что никто там, снаружи, не обеспечивал ее по-настоящему важной информацией. Придется ему усилить давление. А это означало: что-то здесь пошло не так!

Ян как раз хотел выйти в соседнее помещение за стаканом воды, когда Сандра, рыжеволосая беременная с больным сыном, сползла с сиденья и во весь голос заявила: «Мне надо выйти».

Он смерил ее взглядом сверху донизу, потом кивнул в направлении кухни.

— Там есть раковина. Ничего другого предложить не могу.

— И как это должно выглядеть? Я же не акробатка, — сказала она, но все-таки подошла к нему. После того как он устранил курьера UPS, она была единственной из заложников, кто еще осмеливался разговаривать с ним. Тимбер так же, как и бухгалтер, испуганно смотрел в землю, парочка из Марцана крепко держалась друг за друга, а Флумми стоически открывал один музыкальный файл за другим. При этом Ян позволил ему вести разговоры с Тимбером. Обычно всю музыку подбирал компьютер, но для утренней передачи Тимбера список музыки не готовили. Популярный ведущий был единственным в студии, кому позволялось подбирать песни «вручную». Привилегия, которую ему предоставляли до тех пор, пока рейтинг был высоким.

— А вот этого вы в своем плане не учли, да? — фыркнула медсестра. — Ведь заложникам надо ходить в туалет.

Ян удивился. Казалось, что всем хотелось стушеваться, чтобы не попасть в сужающийся круг участников следующего раунда игры. Все стремились стать по возможности незаметными для Яна. Все, но не Сандра.

— Что случилось? — прошептала она Яну, протискиваясь мимо него в кухню. — Почему это продолжается так долго?

Он рассерженно взглянул на нее и почти автоматически приложил палец к губам.