— Хотите посмотреть? — предложил итальянец, разом исполняя самые смелые мечты парижского гостя. Вийом только и мог кивнуть. Он ожидал какого-нибудь подвоха: такое везение, знал он по долгому опыту, чревато было разочарованием.

Но подвоха не было.

— Вот на этой кровати умер дядя Луиджи, — указал рукой итальянец, снова открыв дверь. Кровать было видно от входа: иначе как каморкой жилище покойного было не назвать. Но, может быть, комната лишь казалась маленькой из-за обилия инструментов, занимавших все стены и все свободное пространство на полу, так что к кровати надо было осторожно пробираться меж ними. Потрясенный Вийом окаменел на пороге. Его брутальная физиономия выражала тихий религиозный экстаз.

— Прошу вас, заходите. Я приходил, чтобы прикинуть, как все это вывозить. Надо ведь освободить комнату, а то хозяин требует плату, — объяснял Фабрицио все с тем же спокойным простодушием. — Здесь за одну ездку не управиться. И надо еще придумать, куда их девать. Наверное, отвезем в деревню.

— Вы… — Вийом не знал, как по-итальянски сказать «наследник». — Теперь эти скрипки ваши?

— Мои и моего брата. Мы ближайшие родственники Луиджи. Он не был женат, как вы, возможно, знаете.

— Можно я посмотрю на скрипки? Возможно, я смогу помочь вам… купить какие-то из них.

— Да-да, конечно, смотрите, я подожду.

Прислонившись к притолоке, он пропустил Вийома в комнату. В первом же футляре, который Вийом открыл наугад, оказалась скрипка Страдивари, явно относившаяся к лучшему периоду его работы. В двух следующих покоились инструменты Гваданьини. В углу, накрытые рогожей, притулились две виолончели Страдивари. Вийом еле сдерживался, чтобы не закричать от радости. Он был деловой человек и понимал, что теперь нельзя все испортить излишним энтузиазмом.

— Здесь инструменты очень разного качества, — произнес парижанин насколько мог хладнокровно. — Смотреть все — очень долго.

— Я понимаю, — кивнул Фабрицио.

— Я вижу ваше… ваше затруднение, — продолжал Вийом, медленно выговаривая итальянские слова. — Я могу предложить вам купить все вместе за… восемьдесят тысяч франков. В знак нашей дружбы с Луиджи.

И тут же испугался, что перегнул палку: не надо было про дружбу-то!

— Мне нужно посоветоваться с братом. — В глазах Фабрицио читалась радость: такого легкого решения проблемы он не ожидал. — Сколько это в итальянских деньгах?

— Понятия не имею, — признался француз. — Но это все, что у меня есть с собой, останется только на билет. И чтобы вывезти инструменты.

Немного подумав, Фабрицио пожал плечами.

— Я думаю, брат не будет против. Что нам делать со всем этим? Мы даже не музыканты. Это Луиджи играл на танцах. Я помню, хотя был мальчишкой. Но зачем ему было столько скрипок, в толк не возьму.

В Париж Вийом возвращался триумфатором. Сто сорок четыре скрипки, — еще раз, господа, — сто сорок четыре! Из них двадцать четыре — работы Страдивари, в том числе и «Мессия»; Таризио не лгал, этот инструмент выглядит так, будто к нему после мастера никто не прикасался руками! Ну и еще экземпляры разных периодов… Величайшая коллекция Страдивари, которую когда-либо приходилось видеть Вийому, теперь принадлежала ему! А еще виолончели и альты самой изысканной работы! В поезде коллекция занимала почти половину вагона: Вийом не мог допустить, чтобы драгоценные инструменты ехали отдельно от него, и всю дорогу пересчитывал их, открывал футляры, любовался, гладил блестящие деки.