— Поднимайся, — поторапливала к лестнице старшую сестру Антигона. — Я пришлю к тебе Салли с чем-нибудь теплым.

Антигоне следовало бы мудро подчиниться обычаю — на похоронах нет места дамам благородного происхождения — и настоять, чтобы Касси осталась дома с мамой, вместо того чтобы так жестоко выставлять ее в горе напоказ. Но Касси с присущим ей великодушием не хотела, чтобы младшая сестра осталась одна, а Антигона с присущим ей упорством была абсолютно непреклонна — папа не останется один в своем последнем путешествии.

Касси поцеловала ее в холодную щеку и, слабо пожав руку, ушла в свою комнату, в это временное убежище. Для Антигоны пока не было приюта. Слишком много надо сделать.

— Антигона! — донесся тонкий голос мамы из открытой двери маленькой гостиной в задней части дома.

Антигона шла по скрипучим половицам холла, думая, что найдет мать охваченной горем, с покрасневшими от слез глазами и носом, с растрепавшимися под чепцом волосами. С того момента, когда Антигона нашла умершего папу в библиотеке, сидящего в кресле, словно он просто закрыл глаза и обдумывал занимавшую его математическую задачу, мама погрузилась в тревогу и предчувствие несчастий.

— Что с нами будет? Откуда взять деньги? — Мама причитала, плакала, приказывала погасить везде огонь, словно они больше не могли позволить себе топить дом. Словно папа был столь беспечным, что оставил их нищими банкротами. Словно его владение отберут, и они в любой момент могут стать бездомными.

Не имея реальных сведений об их финансовом положении, Антигона как могла пыталась успокоить встревоженную мать, взяв на себя все дела: приказывала зажечь огонь, договаривалась с викарием, покупала черные ленты для одежды, писала папиным коллегам-математикам и сотрудникам Кембриджского университета, Аналитического общества, Королевского научного общества, папиному поверенному в Чичестер.

Но утреннее солнце, врывавшееся в смотревшие на восток окна зеленой гостиной, освещало не растрепанную вдову с безумным взором, а элегантную леди в темном шерстяном платье, у которой ни один волосок не выбивался из-под черного кружевного чепца, в глазах — ни намека на красноту. Мама принимала визитера.

Лорда Олдриджа.

Большего удивления Антигона испытать не могла.

Антигона знала этого довольно сурового человека только как надменного предводителя местной охоты, который владел охотничьими угодьями и ценной сворой гончих, живущих в загоне в его поместье Торнхилл-Холл, в нескольких милях от деревни.

Антигона часто издали следила за охотой в Торнхилл, но никогда там не охотилась, поскольку дам — особенно порывистых юных леди на лошадях, более быстрых и сильных, чем у всех остальных, — активно отговаривали от охоты, если не откровенно запрещали. Знакомство Антигоны с лордом Олдриджем ограничивалось его кивком или, точнее, хмурой гримасой в качестве приветствия.

Он не присутствовал ни в церкви, ни на кладбище. Хотя папа был джентльменом, ученым-математиком, его бывшим однокашником по Кембриджу и членом престижного Королевского научного общества, семейство Престон было куда ниже заносчивого лорда Олдриджа.

Но вместо того, чтобы выразить соболезнования, как предполагала Антигона, лорд Олдридж предложил свою руку. Хотя выразил это не столь романтично.

— Дорогая мисс Антигона, — обратился он к ней с формальной вежливостью, стоя перед холодным камином. — Я поговорил с вашей матерью, все улажено. Она приняла мое предложение, и вам остается лишь сделать меня счастливейшим из мужей.