Император Цимисхий запросил мира. Собрал все оставшееся золото и велел дипломатам во что бы то ни стало запросить примирения у грозного варвара. Святослав трижды проклинал ромеев с их золотом и собирался стереть Царьград с лица земли. Никакие подношения не могли замолить его мести, но…
— Что но? Всегда это «но»! Что у нас за история такая, если везде сплошные эти «но»… — забурчал Скорпион.
— …но один из дипломатов догадался в очередной раз прихватить с собой меч убиенного сына Святослава. И как только горящие очи отца узрели оружие любимого сына… Святослав сломался изнутри. Подписал мир, собрал золота на живых и на павших. За каждого убиенного, его семье взял золота. И уплыл на многочисленных ладьях морем на север, в родные края.
— Но не дошел… — выдохнул Скорпион.
Рысь кивнул.
— Цимисхий тотчас послал послов к печенегам, наклеветал, что Святослав повинен в гибели их людей. А тут еще как назло армия Святослава разделилась. Он послал головной, лучший и больший отряд в Киев с добычей, а с малым, ранеными и младшими воинами, остался на зимовье, ожидая возвращения подмоги с Киева.
— Но подмога не прибыла, — печально добавил Сергей.
— Слишком сильна стала фигура нового «Македонского» в мире. Византия приложила все усилия, чтобы осерчавшие печенеги встретили его по дороге. Христиане Киева также осознавали свою второстепенность в случае переноса Святославом столицы из Киева южнее.
— Все-таки снова пре-да-тель-ство, — протянул Скорпион.
Рысь кивнул.
— Один из воевод — Свенельд, христианин, не довел дружину на помощь Святославу. Князь, как и большинство воинов, были язычниками. Свенельд был куплен Византией. Клятва князю оказалась легче пуха. Малому отряду, пережившему зиму и изъевшему все припасы, пришлось встретиться с печенегами один на один. Ты же знаешь, что значит разочароваться в кумире. Они почитали Святослава, как полубога, великого героя, а он заключил мир с презренными ромеями… В той битве Святослав не вынимал из ножен меча, убитый гораздо раньше, под стенами Царьграда. Его убили не печенеги. Его убила боль потери любимого сына. Домой в Киев не спешил. Он не любил дворовое лицемерие, бояр и вечные заговоры. Это был настоящий князь, последний конунг. Но настоящих всегда боятся…
В груди что-то потухло, оставив звенящую пустоту.
Почему так всегда в истории? Что за злой рок над державой — терять лучших и достойнейших, предавая праху времени их заслуги? Страна, что не помнит своих героев, обречена…
Слова сами сложились в стихи. Губы зашлепали, чеканя каждый слог:
Грудь обожгло огнем, привстал и продолжил, повысив голос:
В памяти всплыли глаза Мечеслава и образ князя, что отражался в глазах мальчугана. Слова шли из души сами:
Каганат, работорговцы, освобожденные пленные, что не надеялись обрести свободу. Страх Цимисхия. Ужас ромеев при слухах о приближении северного князя.
Битва с ромеями, пыл схватки, сердце больно бьет по груди, предчувствуя несчастье. Глаза ловят в толпе телохранителей сына, но напрасно — он на другом краю сечи.
Мир? Зачем мир? Ради чего? В столице не ждут. Дома нет. Ради кого покорять мир? Ни любви, ни сына. Шакалов все больше и больше подле раненого льва.
Свенельд вступает в Киев с большой дружиной. Пир. Бояре решают сменить князя. Посол скачет к печенегам. Все. Снова шайка тайных заговорщиков решила судьбу.
Рысь долго молчал, переваривая порыв души младшего брата, наконец, обронил:
— Святослав один из тех, кто сдобрил землю русскую, сделал обильнее и защитил от врагов. Ты его потомок. Твоя воля посадить и вырастить на этой земле дивные всходы. Стальная воля и желание соберут добрый урожай. |