– Там останавливался Александр Колдер. Кейт Харинг. Марсель Дюшан. А до того, как береговая эрозия подобралась к дому, угрожая скинуть его в воду… – Он помолчал. – Сальвадор Дали.
– Не может жить! – воскликнул я, потом покраснел, когда он склонил голову. На мгновение почувствовал, как давняя подруга, дикая ярость, заполнила разум, перехватила горло. «Я могу это сделать», – подумал я. – Извини. В прошлом году со мной произошел несчастный случай и… – Я замолчал.
– Не так уж трудно об этом догадаться, – указал Уайрман. – Если ты вдруг не заметил, справа у тебя недостает клешни, мучачо.
– Да. И иногда я… ну, не знаю… забываю слова.
– Понятно. В любом случае насчет Дали я не лгу. Он провел на твоей вилле три недели в тысяча девятьсот тридцать восьмом. – И практически без паузы Уайрман продолжил: – Я знаю, через что тебе пришлось пройти.
– Я в этом сильно сомневаюсь. – Я не хотел, чтобы мой ответ прозвучал грубо, но именно так он и прозвучал. И он полностью отражал мое состояние в тот момент.
Уайрман какое-то время молчал. Ветер трепал оторванный сектор зонта. Я успел подумать: «Что ж, наши потенциально интересные дружеские отношения, похоже, не сложатся», – но когда Уайрман заговорил вновь, голос его звучал спокойно и доброжелательно, словно мы и не отклонялись от основной темы:
– Отчасти освоение Дьюмы осложнено буйной растительностью. Униоле здесь самое место, но все остальное дерьмо не должно тут расти без полива. Кому-то следует разобраться, в чем дело, вот что я думаю.
– Мы с дочерью на днях отправились на разведку. К югу от гасиенды начинаются сплошные джунгли.
На лице Уайрмана отразилась тревога.
– При таком состоянии, как у тебя, Дьюма-Ки-роуд – не место для экскурсий. Она же вся разбита.
– Как будто я не знаю. Меня интересует другое. Почему это не четырехполосное шоссе с велосипедными дорожками по обеим сторонам и кондоминиумами через каждые восемьсот ярдов?
– Потому что никто не знает, кому принадлежит земля. Как тебе это для затравки?
– Ты серьезно?
– Да. Мисс Истлейк принадлежит территория, которая тянется от северной оконечности на юг до «Гнезда цапли». В этом нет никаких сомнений. Ее право собственности оговорено во всех завещаниях.
– Завещаниях? Их много?
– Три. Все написаны собственноручно, все заверены разными людьми, все отличаются друг от друга в тех пунктах, где речь идет о Дьюма-Ки. Но во всех однозначно указано, что северная часть острова отходит Элизабет Истлейк по воле ее отца, Джона. Остальное оспаривается в судах. Уже шестьдесят лет. В свете этого разборки в «Холодном доме» представляются детским лепетом.
– Вроде бы ты сказал, что все родные братья и сестры мисс Истлейк умерли.
– Все так, но у нее есть племянники и племянницы, внучатые племянники и внучатые племянницы. Как краска «Шервин-Уильямс», они покрывают всю землю. Они и судятся, но между собой, а не с ней. В каждом из завещаний старика она упоминается только в связи с этой частью Дьюма-Ки, и отошедшая ей территория тщательно размечена двумя геодезическими компаниями, одной – до Второй мировой войны, другой – после. Все эти материалы находятся в открытых архивах. И знаешь что, амиго?
Я покачал головой.
– Мисс Элизабет думает, что ее отец так и задумывал. И я, пр
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|