Уайрман предложил сходить в дом и заменить разлившийся ледяной чай свежим, но я отказался, согласившись, правда, разделить чай, чудом оставшийся в стакане Уайрмана.
– Теперь мы братья-по-воде, – заметил он, когда мы выпили чай.
– Это какой-то индейский ритуал? – спросил я.
– Нет, это из «Чужака в чужой стране» Роберта Хайнлайна. Да будет благословенна его память.
Я вдруг подумал, что не видел его читающим, когда он сидел в полосатом шезлонге, но не стал озвучивать эту мысль. Многие не читают на пляже: от чтения при столь ярком свете у них болит голова. Я сочувствую людям, которые мучаются головными болями.
Он вновь начал смеяться. Закрыл рот двумя руками, как ребенок, но смех прорвал эту дамбу.
– Хватит. Господи, хватит. Я чувствую, что потянул все мышцы живота.
– Я тоже.
Какое-то время мы молчали. В этот день с Залива дул свежий, прохладный ветер, с явственным привкусом соли. Оторванный лоскут зонта трепало ветром. Темное пятно на песке (пролитый чай) практически высохло.
Он все-таки хохотнул.
– Ты видел, как стол пытался убежать? Этот гребаный стол.
Хохотнул и я.
Болело бедро и мышцы живота, но чувствовал я себя достаточно неплохо для человека, который смехом едва не вогнал себя в обморок.
– «Побег Алабамы», – вставил я.
Уайрман кивнул, все еще стирая с лица песок.
– «Grateful Dead». Тысяча девятьсот семьдесят девятый год. Или где-то рядом. – И вновь хохотнул, засмеялся, загоготал. Обхватил руками живот и застонал. – Не могу. Должен остановиться, но… – Невеста крестного отца! Господи Иисусе! – И снова расхохотался.
– Только не говори ей, что я так ее назвал, – попросил я.
Смеяться он перестал, но улыбка осталась на лице.
– Я и не собирался, мучачо. Но… это шляпа, не так ли? Большая соломенная шляпа, которую она носит. Как Марлон Брандо в саду, когда играет с маленьким мальчиком.
На сегодня мы вроде бы насмеялись, но я кивнул, и мы вновь загоготали.
– Если мы заржем, когда я буду вас знакомить, – сказал он (и мы заржали, от одной мысли, что заржем), – будем говорить, что вспомнили, как я сломал шезлонг, хорошо?
– Хорошо. Правильно ли я понял, что она и впрямь имеет отношение к мафии?
– Ты действительно ничего не знаешь?
– Абсолютно.
Он указал на виллу «Розовая громада», которая с такого расстояния казалась совсем маленькой. Похоже, дорога домой будет долгой.
– Кому, по-твоему, принадлежит вилла, в которой ты живешь, амиго? Я понимаю, ты платишь риелтору или компании «Дома для отдыха», но на чьем банковском счете в конце концов осядут твои денежки?
– Готов предположить, что на банковском счете мисс Элизабет.
– Правильно. Мисс Элизабет Истлейк. Учитывая возраст дамы, а ей восемьдесят пять, ты мог бы называть ее старая мисс. – Он вновь рассмеялся, покачал головой. – Пора бы это прекратить. Но, откровенно говоря, давно уже у меня не было повода так поржать.
– У меня тоже.
Он посмотрел на меня (безрукого, заштопанного с одного бока) и кивнул. Потом какое-то время мы разглядывали Залив. Я знал, что люди приезжают во Флориду, когда становятся старыми и больными, потому что здесь тепло чуть ли не круглый год, но, кроме того, свою лепту вносит и Мексиканский залив. Целебным является даже взгляд на эту залитую солнцем спокойную водную гладь. Слово-громадина, не так ли? Я про Залив. Достаточно большой, чтобы бросать в него много чего и наблюдать, как оно исчезает.
Наконец Уайрман продолжил:
– И кому, по-твоему, принадлежат дома между твоей виллой и этой гасиендой? – Через плечо он указал на белые стены и оранжевую крышу. |