– Никаких подглядываний, – сказал я. – Сегодня начинается новая жизнь. Никаких больше подглядываний, никаких экспериментов.

Я действительно хотел, чтобы так оно и было. Но, как я уже говорил (а до меня – Уайрман), мы так часто обманываем себя, что могли бы зарабатывать этим на жизнь.

Уайрман

Я положил пластиковый пакет (действительно из-под хлеба) на стол и протянул Уайрману руку.

– Эдгар Фримантл.

Ладонь у него была широкой, пальцы – короткими и толстыми, рукопожатие – крепким.

– Джером Уайрман. Предпочитаю, чтобы меня звали Уайрманом.

Я посмотрел на шезлонг, предназначенный для меня. С высокой спинкой и низким сиденьем, шезлонг напоминал ковшеобразное кресло «порше».

– Что-то с ним не так, мучачо? – спросил Уайрман, вскидывая бровь. Брови, кустистые и наполовину седые, он вскидывал часто.

– Все в порядке, если только вы не засмеетесь, когда я буду из него вылезать.

Он улыбнулся.

– Дорогой, живи, как должен жить. Чак Берри, тысяча девятьсот шестьдесят девятый год.

Я встал возле пустого шезлонга, мысленно помолился и плюхнулся в него. Как всегда, меня повело влево (я инстинктивно оберегал травмированное бедро), поэтому приземлился неровно, но схватился за деревянный подлокотник и уперся здоровой ногой, так что шезлонг лишь закачался. Месяцем раньше я бы вылетел из него на песок, но теперь сил у меня прибавилось. Я легко представил себе Кэти Грин, аплодирующую моему достижению.

– Отличная работа, Эдгар, – одобрил Уайрман. – Или Эдди?

– Выбор за вами, я откликаюсь на оба имени. А что в кувшине?

– Зеленый чай со льдом. Очень холодный. Попробуете?

– С удовольствием.

Он наполнил мой стакан. Потом свой. Поднял его. В чае зелень едва просматривалась. Его глаза, в окружении сеточки морщинок, были куда зеленее. Седина лишь на висках тронула черные и очень длинные волосы. Когда ветер поднимал их, я видел на правой стороне лба маленький, круглый, как монетка, шрам. Сегодня Уайрман был в плавках, и его ноги оказались такими же загорелыми, как и руки. Выглядел Уайрман крепким, подтянутым, но, как мне показалось, усталым.

– Давайте выпьем за вас, мучачо. Все-таки вы сюда добрались.

– Хорошо, – кивнул я. – За меня.

Мы чокнулись и выпили. Мне доводилось раньше пить зеленый чай, и я думал, что он не хуже черного, но этот был просто божественным: словно пьешь холодный шелк с едва заметным привкусом сладости.

– Вы почувствовали мед? – спросил Уайрман и улыбнулся, когда я кивнул. – Не всем это удается. Я кладу столовую ложку на кувшин. Мед высвобождает естественную сладость чая. Меня научили готовить этот напиток на трамповом судне в Китайском море. – Он поднял стакан. Посмотрел сквозь него. – Мы сражались с пиратами и совокуплялись с загадочными смуглыми женщинами «под тропическими небесами».

– Верится с трудом, мистер Уайрман.

Он рассмеялся.

– На самом деле я прочитал о меде в одной из поваренных книг мисс Истлейк.

– Дамы, которую вы привозите сюда по утрам? В инвалидном кресле?

– Совершенно верно.

– Невеста крестного отца, – вырвалось у меня. Я не думал, что говорю, но перед глазами стояли огромные синие кеды на хромированных подставках для ног.

Челюсть Уайрмана отвисла, зеленые глаза раскрылись так широко, что я уже собрался извиниться за мой faux pas. А потом он действительно начал смеяться. Тем утробным смехом, каким смеешься крайне редко, лишь когда кому-то удается преодолеть все твои защитные редуты и прикоснуться к самой чувствительной смехострунке.