Поначалу все были на стороне Кавеньяка: Ламартин, Гюго, Дюма, Бальзак, даже Ледрю-Роллен и Луи Блан. Но к концу третьих суток ощущения переменились. Убитых от пяти до десяти тысяч, зверская жестокость с обеих сторон, восставшие резали пленных, а национальные гвардейцы, ворвавшись в дом, «зачищали» его, не щадя женщин и детей. Кавеньяка стали называть палачом. 29 июня он сложил диктаторские полномочия, но парламент назначил его премьером и «главой исполнительной власти Французской республики». Из правительства были исключены Ледрю-Роллен и Ламартин, бедный, благородный Ламартин, которому каждая сторона не простила заигрывания с другой…

Окончательно разогнали клубы, рабочий день, сниженный до 10 часов, вновь продлили до 11, восстановили денежный залог для печати… Жорж Санд писала: «Я больше не верю в республику, которая начинает свое существование с уничтожения пролетариата» (в 1871-м она тот же пролетариат назовет «грязными мерзавцами» и «убийцами»). Жирарден гневно высказался о Кавеньяке и был арестован. Дюма в «Месяце»: «Требуем безжалостного преследования убийц, всех, кто расстрелял генерала Бре, кто рубил головы, руки… но для тех, кто скажет вам: „Мы голодны, нашим женам, детям нечего есть!“ — о, для них — одного лишь милосердия; а если случится так, что из обвиняемых они станут обвинителями, тогда — правосудия». (В газете Гюго «Событие» 7 августа он сделал предсказание: «Что касается будущего республики, еще многое предстоит сделать. Пусть она сперва будет буржуазной республикой, затем, спустя годы, станет демократической, через века — социалистической».) Под военный суд отданы 14 тысяч арестованных, почти все приговорены к ссылке. Такого не было ни при Бурбонах, ни при Луи Филиппе…

29 июня Дюма в обращении «К избирателям Йонны» объявил свое кредо: «Армия с народом». Но кампания шла еще хуже предыдущей. Его обвиняли в монархизме, а он заявлял: да, я друг изгнанных принцев. «История моих животных»: «Я поклоняюсь тем, кого знал и любил в несчастье, и забываю их лишь тогда, когда они становятся могущественными и счастливыми… Почему? Я не знаю. Это голос моего сердца просыпается внезапно, помимо рассудка… Едва человек упадет, я иду к нему и протягиваю ему руку, зовут ли его граф де Шамбор или принц де Жуанвиль, Луи Наполеон или Луи Блан…» По его словам, однажды его едва не застрелили — вступился какой-то незнакомец. Программа-то его была не хуже других. Но вести себя как политик, желающий избраться, он не умел.

С театром было совсем плохо. Остейн хотел уволиться, Дюма платил актерам из своего кармана. Поставив комедию Александра-младшего «Атала», «Подсвечник» де Мюссе, «Марию Тюдор» и «Лукрецию Борджиа» Гюго и свои старые пьесы «Карл VII» и «Анжела», он сел писать новую — «Катилина»: литературоведы считают, что если и было участие Маке, то — минимальное. Сюжет — выборы и восстание в Риме за 60 лет до новой эры, естественно, с намеком на современность.

В Риме тогда была республика, верховная власть — состоящий из аристократов сенат, исполнительная — два консула, избиравшихся в ежегодном соперничестве партий аристократов и демократов. Политик Луций Сергий Катилина (108–62 гг. до н. э.) начиная с 66 года несколько раз хотел баллотироваться в консулы, его не допускали, потому что он находился под судом за взятки, в 63-м он наконец баллотировался от демократов и представил популистскую программу, обещая всеобщую долговую амнистию.