Из денег, что я пошлю тебе завтра, надо немного дать столяру и слесарю… Наши дела идут чудесно. С г-жой Дюма покончено. Теперь мы можем рассчитывать на соглашение. У нас будут деньги, может быть, много, и мое дорогое дитя в первую очередь получит все, что только пожелает»; «Я возвращаюсь с г-жой Гиди. Если портрет Изабель в моей комнате, прикажи его убрать».
Он ездил еще на выходные с Гиди в Италию, на курорт Экс-ле-Бен, в Баден-Баден и успевал писать одновременно пять-шесть толстенных книг, причем без соавторов. Клод Шопп видел рукопись романа «Паж герцога Савойского»: «полностью его собственным почерком, 150 000 слов, почти без помарок и знаков препинания». Не менее удивительна работоспособность Парфе, который все переписывал в нескольких экземплярах — мемуары выходили во Франции, Бельгии, Германии, Англии и США. Парфе вспоминал, как работали: Дюма писал с нечеловеческой быстротой часами подряд, готовую страницу, не перечитывая, кидал Парфе; через несколько часов ложился на стоящую в кабинете кровать, спал 15 минут, вскакивал и опять работал.
В июле вышли послабления для некоторых изгнанников. Жирарден и Тьер вернулись; президент начал заигрывать с Тьером, приглашая его на балы. Гюго же уехал 1 августа на остров Джерси. Эмигранты устроили прощальный банкет в Антверпене, Дюма провожал до парохода. Отношения стали совсем благостными. В «Созерцаниях», поэтическом сборнике Гюго, Дюма посвящено стихотворение: «Ты вновь займешься блистательным трудом своим несчетным…» Труд был и впрямь несчетен. Вдобавок к начатым многотомникам Дюма написал для издательства «Кадо» рассказы о кораблекрушениях: «Бонтеку», «Капитан Марион», «Юнона» и «Кент». Вел переговоры с Нервалем, тот предлагал писать либретто для оперы Мейербера «Царица Савская», заключили договор, но Дюма разругался с композитором. И еще новая амбициозная затея, ради которой он бросил даже Великую революцию, хотя книгу Мишле получил.
Из романа «Ашборнский пастор»: «Мне казалось, что писатель, который взялся бы за вымысел о Вечном Жиде… воплотил бы в бессмертном носителе проклятия прогресс человеческого разума… такой писатель сотворил бы прекрасную книгу… где стиль менялся бы в соответствии с эпохами. И, шагая все увереннее, я говорил себе: „А почему я сам не сочиняю эту книгу? Кто мне в этом мешает? Кто этому противится? Разве Господь не даровал мне необходимое воображение и поэтическое чувство?“» Атенору Жоли, редактору «Родины»: «Что Вы скажете насчет огромного романа, который начинался бы во времена Иисуса Христа и заканчивался бы с последним человеком на свете?.. Это покажется Вам безумным, но спросите у Александра, который знает это произведение от начала до конца, что он о нем думает». Моисею Мийо, владельцу «Родины», перекупившему «Конституционную»: «„Исаак Лакедем“ — главное творение моей жизни… Мне хотелось бы, чтобы вы разъяснили читателям, что я предлагаю книгу, подобной которой не существует ни в одной литературе мира… Я могу утверждать, что за двадцать лет, пока я ее обдумывал, она достигла в моей голове такой степени зрелости, что теперь остается лишь сорвать плод с дерева воображения». Поль Лакруа потом утверждал, что все было не так: это он придумал идею, и действительно сохранился план, написанный на пяти страницах рукой Лакруа, вот только Дюма ему не следовал. Более вероятно влияние социалиста и атеиста Эдгара Кине, автора романа «Агасфер», — тут немало сюжетных заимствований, и другого изгнанника, Альфонса Эскиро, опубликовавшего «Евангелие от народа»; с обоими Дюма в Бельгии познакомился близко. Но заимствования не так велики, чтобы говорить о плагиате.
«Сорвать плод с дерева воображения» — это красивые слова, надо было штудировать католические и лютеранские богословские трактаты, еврейскую историю, греческую и римскую мифологию, апокрифические евангелия. |