Шаддам гневно посмотрел на Далака.

— Я не давал вам разрешения так ко мне обращаться.

Зять испуганно отпрянул и залился краской.

— Простите мне мою невольную фамильярность, сир. Если вам неловко выслушивать такие излияния моей вам преданности, то я не буду называть вас отцом.

— Многое в вас вызывает у меня неловкость, Далак. Для вас я навсегда останусь императором Коррино.

«Если, конечно, ты не доставишь мне своего кузена Хазимира Фенринга».

У Далака были мелкие черты лица и очень большие темные глаза, но этим и исчерпывалось его физическое сходство с графом. Красивые наряды очень шли Хазимиру, но Далака превращали в дешевого щеголя. Он был единственным человеком на Салусе, который носил кружева и шелк. Венсиция не испытывала к нему даже тени симпатии (хоть в этом бывший император находил небольшое утешение).

Сосланный на Салусу и впавший в немилость Шаддам отчаялся найти подходящие партии для трех оставшихся незамужними дочерей. Хорошо еще, что в жилах Далака — хотя он и не имел официального титула — текла благородная кровь. По крайней мере он сумел зачать ребенка мужского пола. На это не оказалась способной ни одна из жен Шаддама.

Дверь покоев отворилась без разрешения Шаддама — еще один признак унижения.

— Мы пришли посмотреть на младенца, — заявила Шалис. Она была немного старше Венсиции, эта ширококостная и высокая женщина; две младшие сестры, Иосифа и Руги, тоже были уже взрослыми, но по-прежнему скрывались на Салусе, не подчинившись недвусмысленным инструкциям Преподобных Матерей ордена Бене Гессерит. Все трое бросились к кровати Венсиции и умильно заворковали, склонившись над ребенком.

— Вы уже выбрали ему имя? — спросила Руги, переводя взгляд с Венсиции на Далака. Младшая дочь была очень хорошенькой, с каштановыми волосами, высокими скулами и лавандовыми глазами, но всегда вела себя тихо и неприметно и казалась заброшенной беспризорницей, милой, но глупенькой. Руги мысленно все еще была… там. Несмотря на то что она была слабой личностью, в прежние времена на улицах Кайтэйна выстроилась бы очередь из самых красивых и родовитых молодых аристократов, желающих получить руку Руги. Но все это кануло в небытие.

— Мы решили назвать его Фарад’н, — сказал Шаддам, употребив императорское местоимение «мы». — Это почетное имя в истории рода Коррино и самым славным из всех был дед кронпринца Рафаэля Фарад’н. Были и другие славные Фарад’ны, они жили еще во времена войн…

Он не закончил фразу, видя, что его никто не слушает. Йосифа взяла ребенка на руки и принялась нежно баюкать, лепеча младенцу какие-то глупости. Шаддам скорчил недовольную гримасу. «Мой первый внук родился в самой жалкой дыре вселенной, а теперь с ним говорит полная идиотка».

Он решительно шагнул к кровати.

— Отдай его мне, Йосифа. — Дочь удивленно посмотрела на отца. — И перестань болтать вздор. Ты же испортишь ребенка той чушью, какой набита твоя голова. Я приставлю к Фарад’ну лучших наставников. Он должен наследовать империю.

Шаддам отошел от кровати, неуклюже держа младенца, и выспренне заговорил, обращаясь к маленькому свертку:

— В один прекрасный день ты станешь истинным Коррино, Фарад’н. Хорошенько запомни мои слова.

— Он станет Зор-Фенрингом Коррино, — горделивая улыбка проступила на ангельском личике Далака.

— Он будет Фарад’ном Коррино, и не вам, Далак, делать нам свои предложения.

В комнате наступила тишина, которую нарушал лишь низкий голос Шаддама, вещавшего о том, какое величие ожидает в будущем этого долгожданного ребенка.

~ ~ ~

Существует множество способов научить и так же много способов заставить забыть выученное.