Но он и сам боролся, сопротивляясь смерти. Чани знала, что Пауль досконально изучил свое тело и познал его истинную природу после того, как ему сказали, что он Квисац-Хадерах. Но Чани все же сомневалась, что у него хватит навыков оправиться от такой страшной, по-настоящему смертельной раны.

Алия стояла рядом с Чани, но даже она со всей ее Другой Памятью и необычными знаниями не могла ничего сделать.

— Мой брат на краю смерти, — сказала она трепещущим, странным для нее голосом. — Я должна была его спасти.

— Мы еще можем спасти его, если замедлим кровотечение, если остановим время… — внезапно Чани выпрямилась. — Алия, беги в мою комнату, на столе у окна стоит запечатанный кувшин. Быстро неси его сюда. Как Сайадина, хранительница обычаев, я держу у себя воду жизни. Принеси ее Муад’Дибу!

Алия удивилась, но не заставила Чани просить себя дважды. Конец фразы она слышала уже из коридора.

— Надо ввести моего брата в транс! Да, мы должны это сделать!

Алия понеслась по коридору как ветер.

Чани вспомнила случай, когда Пауль пытался совершенно по-глупому самоутвердиться, причем не в глазах фрименских мужчин, пытаясь оседлать червя, а собираясь сделать то, что под силу только самым могущественным фрименским женщинам. Веря в то, что он Квисац-Хадерах, Пауль принял неразбавленный яд, эманацию дыхания утонувшего червя. Пауль принял тогда крошечную дозу.

— Одну каплю, — сказал тогда Пауль. — Это так мало… всего одна капля.

Да, капля была маленькой, но ее оказалось достаточно, чтобы Пауль на несколько недель впал в такую глубокую кому, что ему пришлось искусственно поддерживать жизнь. Наконец стараниями Чани и Джессики Паулю удалось преодолеть кризис, и он очнулся, обладая способностью распознавать и нейтрализовать яды. Но такие манипуляции требовали сознательного волевого усилия.

Вернулась запыхавшаяся Алия. Сжимая в руке плазовый кувшин, она обежала двух врачей, которые только теперь с наборами для скорой помощи появились в зале. К раненому Муад’Дибу Алия подлетела раньше их и опустилась на колени рядом с Чани. Когда фрименка откупорила кувшин, по залу разнесся сильный, выедающий глаза щелочной запах. Вода жизни была одним из сильнейших ядов, когда-либо известных человечеству. Но сейчас именно она была необходима умирающему Муад’Дибу.

Чани погрузила пальцы в жидкость и извлекла из кувшина каплю. Любовным движением, нежно и ласково, она провела смоченным пальцем по бледным губам Пауля. Чани понимала, что если даст ему слишком много зелья, то его слабый организм не сможет сопротивляться мощному яду, и доблестное сердце Муад’Диба остановится навеки.

После этого смертельного поцелуя тело Пауля словно окоченело, и Чани сразу почувствовала это. Кровотечение остановилось, но теперь раненый перестал дышать, а его веки больше не трепетали.

Один из врачей Сук вежливо отодвинул Чани в сторону.

— Леди Чани, позвольте нам заняться больным. Это его единственный шанс.

Другой врач принюхался.

— Что это? Немедленно убрать! Мы не пользуемся народными фрименскими средствами.

Первый врач с сомнением покачал головой.

— Очень большая потеря крови. Едва ли он ее перенесет. — Они присели возле раненого, пощупали пульс, наложили на грудь датчики мониторов и принялись тихо переговариваться между собой. — Мы пришли слишком поздно. Он уже умер.

Было слышно, как солдаты испустили горестный стон. Стилгар, казалось, был готов взорваться. Ирулан плакала, а Чани не знала, искренние или притворные эти слезы.

Стараясь держать себя в руках, Чани обратилась к врачам:

— Вы ошибаетесь, Муад’Диб еще жив, но жизнь его сейчас так тиха, что вы не можете уловить ее.