Изменить размер шрифта - +
Забытый инструмент, словно благодарный пианисту, решил показать все, на что он способен. А пианист был настоящим виртуозом, быть может, не хуже того великого, о котором грезят все рояли мира и который сочинил эту музыку. Денис играл, и Люси, слышавшая только своего сына и стук собственного сердца, никогда бы не могла предположить, что такое возможно. Денис играл «Революционный этюд» Шопена.

— Боже мой, что происходит с мальчиком? — проговорила Люси, не зная, пугаться ей или плакать от радости. — Значит, он репетировал, пользуясь любой минутой, когда меня не было дома. Мальчик мой, он решил сделать мне подарок!

Люси вошла в комнату Дениса и слушала игру своего сына, боясь прервать его и чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. И очень хорошо, что Люси была кино-, а не меломанкой, хорошо, что она сама никогда не занималась музыкой профессионально и, по правде говоря, мало что в ней смыслила. Иначе бы она поняла, что втихомолку от мамочки так выучиться играть нельзя. Иначе бы Люси очень испугалась. Потому что Денис играл не просто технически сложное произведение, он играл его так вдохновенно и блестяще, что любой из великих пианистов, живущих сейчас в мире, смог бы оценить его мастерство и, конечно, в шутку предположить, а не сам ли Шопен вернулся на землю в образе этого молодого гениального дарования. К счастью для себя, Люси всего этого не знала. Иначе бы она очень испугалась. А сегодняшний день и так приготовил немало вещей, которых несложно испугаться.

Денис прервал сам себя.

— Мальчик мой, что происходит? — Люси смотрела на сына глазами, полными любви. — Ты — мое чудо! Где ты так выучился играть?

— Чуть позже я сыграю тебе Вагнера, мама, — проговорил Денис, и Люси удивил и озадачил его взгляд. Он смотрел как-то странно насмешливо. — Ладно, сейчас я хочу отдохнуть. Надо навестить Егора; с ним кое-что вчера произошло… Разбуди меня минут через сорок. — И он прилег на свою софу и тут же уснул.

Сейчас уже прошло полчаса, Люси выпила бутылку пива и решила пойти взглянуть на мальчика. Может быть, надо его укрыть?!

Она не могла ничего понять. Она чувствовала какую-то тревогу.

 

Студент прошел на кухню огромной Алкиной квартиры и посмотрел в окно. Снег над Москвой не прекращался. И уже начало темнеть — впереди самая длинная ночь. И еще три дня, а потом солнце вырвется из своей зимней темницы и двинется к лету. И день будет отбирать у ночи минуты, затем — часы, а потом придет апрель — лучший месяц в природе.

— Алка, ты говоришь — крайний шкафчик?

— Да… — Голос Алки был очень слабым — все никак не отойдет от своих фантазий.

— Вот, есть лампочка в сто ватт, хотя в таком модном доме, как ваш, это можно было бы делать и не за счет жильцов. Ты как считаешь?

— ТЫ прав…

— Мне, конечно, не лень, но там такая темень… Ты точно не знаешь, куда обращаться в таких случаях?

— Да… Я точно ничего не знаю.

«Черт побери, — подумал Студент, — что бы ей такого сказать? Сидит бледная как полотно. Надо же — так телефонного звонка перепугаться».

— Алка, послушай, не дури — это точно был твой отец. А потом, видимо, кто-то вклинился, такое бывает на линии, и ты прослушала какую-то чепуху, не имеющую к тебе ни малейшего отношения.

— Хорошо, не будут дурить…

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Послушай, я согласен, что это странно — Дядя Витя без конца выигрывает деньги, странно его заявление, что вернули квартиру… Выплатили штраф— это вообще какой-то бред… Вполне возможно, что он уже напился с утра и теперь представил себя героическим борцом с отечественной мафией.

Быстрый переход