— Сандро! — вне себя вскрикивает Даня, взмахнув руками, выпускает арфу и без чувств валится на ковер.

— Держите его! Он — предатель! — Леила-Фатьма с проворством дикой козы выскакивает вперед. Ее костлявый бронзовый палец указывает на Сандро. — Хватайте его, джигиты! Это душман!

Сандро колеблется с минуту. Рука его конвульсивно сжимает рукоятку кинжала. Он весь начеку. Курбан-ага вскакивает. Вскакивают и другие. Леила-Фатьма вне себя.

— Держите его! держите!

Десятки рук протягиваются к Сандро. На минуту он замирает. Хищно сверкает его взор. Восточный дикарь, сын когда-то вольной Грузии пробуждается в нем. Ловкий прыжок, прыжок, которому позавидовали бы горные джейраны, и он за дверью…

— Держите его! Держите! — несется за ним вдогонку крик Фатьмы.

Но уже поздно.

Сандро за порогом, быстро выхватывает он из-за пазухи револьвер, данный ему Ага-Керимом, и стреляет пять раз подряд в воздух.

Едва успевает прогреметь пятый выстрел, как сильные руки обезоруживают его, кто-то бросает его на землю, крутит ему локти за спину.

Перед ним мелькает злобное торжествующее лицо Леилы-Фатьмы.

— Что, попался, байгуш, душман! Дай срок, разделаемся с тобою! — шипит она, захлебываясь, с пеной у рта.

Потом хмурое лицо Курбан-аги склоняется над ним, исполненное гнева.

— Так-то, волчонок! Вот ты какой певец!

Сандро собирает все свои силы, лицо его принимает спокойное выражение, он улыбается и говорит тоном искренним, как у ребенка:

— Не гневайся, князь. Даня — сестра моя. Я — брат ее по крови. Мы оба из Грузии. Леила-Фатьма украла сестру. Я хотел ее освободить из рук старухи. Я не знал, что ты, смелый, храбрый ага, выбрал ее в жены себе. Против этого я, брат ее, ничего не имею. Больше даже: возьми и меня в Кабарду, когда повезешь свою будущую княгиню, мою сестру. Я буду петь вам на свадебном пиру лучшие из моих песен. Только об одном прошу, ага: не разъединяй нас с нею, запри обоих, до времени. Я боюсь, что она умрет от страха перед старухой. Вели нас запереть вместе, вели, храб…

— Ты лжешь, мальчишка! Шайтан влил в твой язык яд хитрости, как в зубы змеи! — обрывая мальчика, вскрикивает Леила-Фатьма.

Курбан-ага сурово взглядывает на нее.

— Молчи, женщина! Не тебе учить князя из Кабарды! Молчи и слушай! Запри обоих и приставь слуг понадежнее, чтобы глаз не спускали с них, слышишь? Синеокая гурия должна видеть одну только радость в Кабарде у аги.

— Но он не брат ей!

— Творец рассудит это. А пока, вели поместить их в надежный уголок. Не выпускай их из глаз ни на минуту. Получишь сверх калыма еще немало, если сохранишь обоих для аги. Наутро мы выезжаем, — закончил он тоном, не допускающим возражений.

Леиле-Фатьме остается только повиноваться. Скрепя сердце, она соглашается, не смея протестовать. В ее душе удваивается злорадство.

— Гассан, Мамед, Сафар, берите обоих, несите их в голубую горницу. Да на запор ворота. И никого не пускать!

Слуги спешат исполнить приказание дочери наиба.

Сам Курбан-ага осторожно поднимает с ковра Даню и передает слугам. Те несут бережно, почти благоговейно будущую знатную кабардинскую княгиню. Другие волокут Сандро следом за нею. Леила-Фатьма замыкает шествие.

— О, я знаю уголок, куда сам джинн ночи не сможет проникнуть, — шепчет она себе под нос, бросая взоры кругом. — Будь покоен, князь Курбан, будь покоен.

В голубой комнате царит полумрак. Дымок на треножниках чуть синеет.

Леила-Фатьма достает из-за пазухи горсть каких-то курений и швыряет их на все четыре треножника по четырем углам.