— Тихо тут мне! — прикрикнул Борисыч. — Не истери, кукла заводная. Никого сейчас безголосыми певицами не удивишь, даже такими. Вот если бы ты умела петь, вот это я понимаю, была бы сенсация! Это все Матвей, котяра, подсказал мне туда вас отправить. «Двойной гонорар, город у моря, моих парней на руках носили». Скотина! Так, ладно! Никуда мы заявлять об этом не станем, ясно? Нечего из избы сор выносить, у вас еще пятнадцать концертов в этом месяце. Вот вам деньги, два дня отдыхайте, приводите себя в рабочую форму, а дальше вас ждет Сибирь. И никому ни слова, все ясно? — краснел вспотевший продюсер, протягивая пачку зеленых американских банкнот испуганному директору.

— Ясно, — дружно буркнули музыканты.

— Тогда с глаз долой. А ты, Гоша, задержись на минутку.

Молодежь соскребла со стола выделенные им купюры и покорно вышла за двери, уныло переговариваясь с вокалисткой.

— Гоша, если тебя еще раз где-нибудь вырубят, — продолжил слегка успокоившийся продюсер, — то я лучше вместо тебя бультерьера найму — толку побольше будет. Это ты должен вырубать, а не тебя, понятно? Ну ладно, расскажи теперь, что Юлька-то пела? Она ж половину текстов своих не помнит.

— Да она все, что знает, пела, — стыдливо завел директор. — Песни какие-то нынче модные, свои слова на ходу допридумывала.

— Ох, матерь божья, долго?!

— Нет, минут пятнадцать. Потом, когда в зале все эти придурки местные от хохота стали загибаться и бандосы не могли уже никого держать на мушке, я ребят со сцены увел. Оператор у них, сука, стойкий оказался — смеялся, но снимал. Ты бы слышал, как все аплодировали, Борисыч. Как Пугачевой! Пастух, главный их, сказал, что даже над Моисеевым так не хохотал. Девчонка у вас, говорит, клад. И все повторял, чтоб мы слушали джаз.

— Джаз? — рассеянно спросил продюсер. — Какой еще джаз? Неужто Матвей, иуда, с этим фраером заодно? Съемку выкупить не предлагал?

— Нет, не предлагал, нас сразу вывезли из города. Как Юлька рыдала, — попытался Гоша вновь защитить бесталанную красотку, но Борисыч тут же приостановил его пыл:

— Ну, ладно, ладно, сиротки мои несчастные, хватит, а то я сам сейчас разрыдаюсь. Купи ей новую машину.

Продюсер окончательно сменил гнев на милость и достал из ящика своего стола еще большую пачку купюр, тут же кинув их в сторону бледного Гоши.

— Иди, Гоша, к ним, успокой. Такая уж у них, артистов, судьба — народ развлекать.

Тяжелыми шагами Гоша вышел вон, а Борисыч, несколько секунд в растерянности смотревший на захлопнувшуюся дверь, подошел к карте с флажками. Продюсер взял красный фломастер и подчеркнул жирной чертой город Южноморск, задумчиво бормоча что-то себе под нос. Потом он несколько минут стоял, глядя на эту карту, и что-то думал, проговаривал, стучал пальцами по стенке, вытирал со лба пот и не спускал глаз с названия «Южноморск».

— Джаз, джаз, джаз. А может, и правда пора музыкой заняться, а не этим фуфлом. Счас, счас, счас… Эх, Матвей, старый ты… Откуда ж тут ноги-то растут? — приговаривал продюсер, набирая номер телефона. — Але, Рустам? Как дела, брат? И у меня хорошо, да. Как там твои орлы, колесят? Ну и отлично. Хороших промоутеров подкинуть вам? Ага, ну, записывай. Городок есть на Черном море, не поверишь, рай земной, встречают на ура, гонорар двойной — сказка. Не за что, не за что, дорогой, свои люди — сочтемся. Сегодня я тебе помогу — завтра ты мне. Мы ведь в одном котле варимся, одно дело делаем: несем культуру в массы.