Я думаю, он любит женщин. Среди моих знакомых мне такие не попадались. Не то чтобы он заигрывает, как раз нет, они ему без того нравятся, и, наверное, парикмахерши расстроятся, но ему и жена своя нравится.

Когда я в первый раз пришла, он сидел у окна, смотрел на улицу и молчал. Потом миссис Трейс принесла ему еду, какую любят старики, разваренные овощи с рисом и кусок хлеба сверху. Он сказал: «Спасибо, детка. Возьми себе половину». Он как-то так это сказал, сразу было видно, что он благодарен. Когда мой отец говорит «спасибо», это так, слова. А мистер Трейс будто взаправду. А когда он выходит из комнаты и идет мимо жены, он слегка ее касается. Иногда по голове погладит. Или по плечу.

Он уже два раза улыбнулся и один раз смеялся. Громко. Он, когда смеется, становится как ребенок. Даже непонятно, сколько ему лет. Я впервые увидела его улыбку, когда пришла к ним в третий или четвертый раз. Это когда я сказала, что звери счастливее в зоопарке, чем на воле, потому что они знают, что там их охотники не тронут. Он ничего не ответил, просто улыбнулся, как будто я сказала что-то интересное.

Поэтому я опять к ним пришла. В первый раз-то я зашла спросить, не у него ли мое кольцо и сказать, чтобы он перестал расстраиваться из-за Доркас, может быть, она того не стоит. А в следующий раз – это когда миссис Трейс пригласила меня на ужин – чтобы узнать, как он поживает и послушать миссис Трейс. у нее такой разговор, что неприятности в жизни ей гарантированы.

– Я сама испортила себе жизнь, – она мне сказала. – Пока я не переехала на север, мир вокруг меня имел смысл, и я тоже. У нас ничего не было, и мы обходились.

Вы слышали такое? Да лучше Города вообще ничего не бывает. В деревне-то что делать? Я когда ездила в Таксидо, в детстве, мне и то было скучно. Ну деревья. Ну сколько можно смотреть на деревья? Я ей так и сказала: «Сколько можно смотреть на деревья? Ну и что ж, что деревья»?

Она сказала, что дело не в том, что деревья. Она сказала, чтобы я пошла на 14З-ю, там на углу большое дерево, и посмотрела, кто это – мужчина, женщина или ребенок.

Я засмеялась и совсем было подумала, что правильно парикмахерши говорили, она точно, чокнутая, тут она и говорит:

– А для чего этот мир, если нельзя сделать его таким, каким хочешь?

– Как я хочу?

– Ну да. Как ты хочешь. Разве тебе не хочется, чтобы он был чуть больше, чем он есть?

– Какой смысл? Я же не могу его изменить.

– В том и смысл. Если ты не изменишь его, он изменит тебя. И ты будешь сама виновата. Сама позволила. Я вот позволила и испортила себе жизнь.

– Как испортили?

– Позабыла о ней.

– Позабыли?

– Позабыла, что она моя. Моя жизнь. А я носилась туда-сюда и мечтала, чтобы я была не я, а кто-то другой.

– Кто? Кем бы вы хотели, чтобы вы были?

– Скорее не кем, а какой. Белой. Красивой. Снова молодой.

– А теперь не хотите?

– Теперь я хочу быть такой, какой не увидела меня моя мать, слишком рано умерла… И какая нравилась мне раньше… Бабушка в детстве постоянно рассказывала мне истории про белокурое дитя. Это был мальчик, но я воображала его девочкой, а иногда братом, а иногда возлюбленным. Он жил у меня в голове.