Умирай мы с голода, полагаю, мы бы его кое-как прожевали, но до этого пока еще не дошло, так что птичку получил довольный Герман, а мы доели последнюю жестянку сардин и завершили трапезу десертом из сухарей, намазанных арахисовым маслом. Позднее Тереза заглянула в кулинарный справочник и узнала, что птичку следовало варить, несколько раз сливая воду, пока запах не исчезнет. В следующий раз она приготовила рябчика по этому рецепту. Получилось почти съедобно.

За прошедшую неделю я раз двадцать пытался дальнировать Марка – и к черту последствия, если моя не идеально направленная мысль сорвется с персональной волны и будет перехвачена кем-то еще. Но ответа не было, что наталкивало на два возможных вывода: либо мальчик находился далеко за пределами моих возможностей, то есть вне планеты Земля… либо его нет в живых.

Мой природный франко-американский пессимизм настаивал на втором. Я опасался, что Магистрат установил: происшествие с каноэ было инсценировкой, и признал Марка пособником Терезы. Симбиарские попечители, возможно, не сумеют выжать всю правду до конца из этого юного мужественного сознания, но это не помешает им объявить его виновным в содействии сокрытию тяжкого преступления, соучастником которого он тем самым стал. А карать они привыкли незамедлительно. И спасти его семья не смогла.

Тем не менее день за днем, пока во мне угасала надежда, я продолжал убеждать Терезу, что завтра ее сын прилетит непременно. Я пытался прятать свою нарастающую панику и бодриться ради Терезы, все время благодаря Бога, что хоть одним оперантным приемом я владею прилично – умею надежно экранировать свои мысли. Но в конце концов 20 ноября она тайком от меня провела учет оставшихся у нас припасов. И за ужином тихо сообщила, что запасов продовольствия хватит не более чем на три недели, и то лишь, если мы будем экономны, и что нам следует взглянуть правде в глаза: Марк не прилетит.

– Я так и думал, – сказал я. (Поужинали мы макаронами с сыром и остатками гороховой каши. Да и почти все оставшиеся продукты были разными вариантами крахмала. Приправ и пряностей осталось еще много, так же, как чая, кофе и сухофруктов. Но белков совсем уже не было.)

Когда Тереза произнесла роковые слова, я уставился в свою отполированную до блеска тарелку, взвешивая, не последовать ли мне примеру благородного капитана Оутса – участника роковой экспедиции Скотта к Южному полюсу: уйти в заснеженный лес, сказав Терезе, что пробуду там долго, – и не вернуться. Но еще не вообразив этого как следует, я понял, что моя смерть ее не спасет. Она останется без еды еще до рождения Джека, и что будет с ней и ребенком тогда? Наиболее могущественные родичи, которые могли бы проникнуть в заповедник мегаподов, не оставив следов, забрать ее с маленьким домой и спрятать, к тому времени будут уже в 4000 световых лет от Земли на Консилиум Орбе, принимать участие в церемонии. Даже если они уловят, в каком она положении, вернуться им удастся не раньше чем через две-три недели, и Тереза задолго до этого либо погибнет от голода, либо будет вынуждена сообщить о себе Магистрату.

– Наше положение не так уж безнадежно, Роги, – сказала она. – У тебя есть ружье, ты можешь пойти на охоту.

– Возле озера есть только мелкая дичь, и ружейные пули разорвут ее в клочья. Конечно, я могу изловить оставшихся зайцев и рябчиков силками, но, бродя по лесу в морозы, расходуешь слишком много энергии, и вряд ли мне удастся прокормить нас обоих таким способом.

Тереза нагнулась над столом и одарила меня своей самой ослепительной улыбкой.

– Ну, в таком случае тебе просто надо отойти подальше от озера и поискать дичь покрупнее.

Вот тут-то я и решил, что единственный разумный выход – хорошенько напиться…

Съежившись утром в спальнике, чувствуя, что голова у меня вот-вот расплавится, я слушал, как Тереза ходит по хижине и, напевая сложную оперную арию, что-то размешивает.