По мнению Терезы, нам не следовало волноваться из-за «нестерильности» нашей хижины. Новорожденные обычно инфекциям не поддаются, а сама она совершенно здорова. Необходимо просто соблюдать обычные правила гигиены. Она прожарила в духовке заранее приготовленные куски фланели и шерстяной ткани, прокипятила нож и веревочки и завернула их в чистое полотенце. Возле печки уже стояло накрытое фольгой ведро теплой кипяченой воды, чтобы обмыть мать и младенца после родов. Она велела мне принести побольше опилок из-под козел, на которых я пилил дрова. Смерзшиеся куски были положены для оттаивания на пол под кроватью. (Тереза деликатно не объяснила мне, для чего понадобились опилки. И чертов диск тоже об этом умолчал.)

Когда схватки участились, Тереза приказала мне хорошенько растопить печку, так что температура в комнате поднялась до цивилизованной нормы. Потом мы приготовили постель. Тереза сказала, что ляжет головой в другую сторону, чем обычно, чтобы у меня, новоиспеченного акушера, было больше места для маневрирования. Мы положили сложенный надувной матрас и подушки горой, чтобы она могла опираться спиной, и накрыли их плассом, а потом шерстяной тканью. Тереза объяснила мне, что полусидячая поза при родах наиболее удобна. В ногах постели она положила два узких длинных матрасика, которые специально сшила, оставив между ними неширокую свободную полосу так, что видны были ячейки веревочной сетки. Поверх матрасиков она постелила большой кусок стерильной фланели, так что постель обрела более нормальный вид.

Тереза приняла душ в нашей крохотной кабинке, добавив в теплую воду чуть-чуть хлорной отбелки, а затем надела длинную нижнюю юбку Снегурочки с баской, еще горячую после духовки. Шутливо приказав мне закрыть глаза, она задрала юбку сзади, забралась на постель и устроилась поудобнее. Спиной она опиралась на сложенный матрас и подушки, но ягодицы и вытянутые ноги покоились на матрасиках. Краем юбки она целомудренно прикрыла колени, а ступнями в чистых белых носках уперлась в раму нар. Лицом она повернулась к северному окну и к большому столу с лампами, привернутыми до минимума. Рядом с ними были аккуратно разложены все предметы, которые могли понадобиться при родах.

– Теперь укрой меня, – сказала она после очередной схватки. – Сначала большой фланелевой простыней.

Я благоговейно укрыл ее.

– Теперь пуховым одеялом. Лишнее заверни валиком у стены. Ради Бога, не подметай им мокрые опилки!

– Слушаюсь, сударыня. Но опилки очень чистые.

– Пока. – Она удовлетворенно вздохнула. – Все прекрасно. Теперь мне надо только ждать. А когда настанет время, тебе придется только исполнять мои указания. И не впадать в панику!

Я широко улыбнулся и придал себе самый уверенный вид.

– А тебе не дует… э… снизу?

– Все отлично. Не сомневайся.

Я молча указал на бугор под одеялом и вопросительно поднял брови.

– Он… молчит, – сказала она. – При схватках я чувствую, как ему плохо. Ведь шейку матки растягивает его головка. Бедный малыш! Ему будет гораздо тяжелее, чем мне. Но ничего не поделаешь. Обычный ребенок мало что почувствовал бы и тут же забыл бы. Но процесс родов никак не рассчитан на мыслящих эмбрионов.

Поздно вечером Дени дальнировал мне подробности приема в Консилиум, а также об избрании Поля Первым Магнатом. К счастью, он не упомянул о сердечных и очевидных для всех отношениях между Полем (что Поль не вдовец, знали всего несколько членов семьи) и Лорой Трамбле.