У юного писателя было припасено много всяких раритетов. В одном из ящичков шкафа, помеченного буквой «М», были записи, которые он сделал, посетив морг в Париже. На самой высокой полке, прямо под потолком лежал пакет, завернутый в тонкую, дорогую оберточную бумагу и перевязанный черными лентами, — там была посмертная маска Джона Шеппарда, повешенного в Тайборне в 1724 году.

В Тобиасе Отсе было много от ученого. Его кабинет с круглым окном и расставленными по особой системе полированными полками и шкафами, был похож на лабораторию. Здесь каждому предмету находилось свое место, даже соловьиному перышку или неподшитому листку бумаги: все хранилось на своем месте и было или перевязано ленточкой, или спрятано в отдельном конверте. В укромных уголках Тобиас Отс хранил свои «свидетельства», эксперименты, записи, наброски и заметки о персонажах, которые в один прекрасный день прославят его имя, не только как автора юморесок, но и как новеллиста, затмившего самого Теккерея. Эта тщеславная мечта не переставала теплиться и греть его душу и заставила еще до рассвета сесть за рабочий стол в то утро, когда Джек Мэггс постучался в его дверь.

Резкий, требовательный стук говорил о том, что визитер не знаком с заведенным в этом доме порядком. Тобиас быстро задвинул банку в дальний угол стола, а перед собой положил открытую энциклопедию и, взяв в руку перо, открыл записную книжку. Когда он повернул голову к двери, его поза была такой же, в какой его потом увековечил на портрете Сэмюэль Лоуренс в 1838 году. Он встречал визитера, как встречают его судебные приставы или другие начальствующие лица, умеющие тотчас сбить спесь с любого.

— Войдите.

Дверь открылась, и он увидел перед собой лакея мистера Перси Бакла.

Тобиас Отс смотрел на его забрызганные грязью чулки, испачканные сажей колени и испорченную прическу.

— Плохие новости? — спросил он. Темные глаза недобро глядели на него.

Писатель потянулся к золотому поясу своего халата и сначала развязал его, а потом, передумав, затянул потуже.

— Вернулась боль? — выразил он догадку. Но в такой час? Это озадачило его.

Пришедший сделал полшага вперед.

— Что с вашими чулками?

— Я упал, — ответил лакей и, моргая, оглянулся вокруг.

— Ради всех святых, сейчас пять часов утра.

— Время не терпит, сэр.

— Вас подняли с постели? Неужели такой добрый человек, как ваш хозяин, посылает слуг по своим делам в такое время?

Вместо ответа посетитель как-то странно сжал кулаки, продолжая держать руки по швам. Этот жест был странным и неожиданным и свидетельствовал о такой силе, которую прислуге не дозволено выказывать. Теперь Тобиас уже почувствовал страх.

— Кто-то обидел вас?

— Я прождал вас весь вечер, после того, как вы съели свой пудинг.

Лакей сделал еще шаг вперед. Тоби взял в руки самое тяжелое из того, что лежало на столе, — пресс-папье. В нем было фунта два. Им, как двухфунтовой гирей, пользовались на кухне.

— Где, черт побери, вы ждали всю ночь?

— На улице, — Джек Мэггс закрыл за собой дверь.

— На улице? Не в моем доме?

— А недавно, уже поудобнее, у вас на кухне.

— Вы дрожите.

— Я знаю.

Тобиас, продолжая держать в руках пресс-папье, предложил Мэггсу сесть.

— Какова же истинная причина вашего визита, старина? Мэггс сел на стул, но тут же вскочил и сложил свои большие руки на груди.

— Что вы сделали со мной во время ужина? Короче, сэр, именно это меня интересует.