— Все спокойно? — настороженно спросил он, не отрывая глаз от Мерси.

Джек словно бы и не заметил его присутствия.

— А теперь слушайте, что я скажу вам, Эдди, — обратился он к Констеблу. — Вы считаете, что ваши друзья могут отыскать Генри Фиппса. — Говоря это, Джек уже передавал свои пакеты в руки Констеблу.

Это не любовные письма, подумала Мерси.

— Пусть они скажут мистеру Фиппсу, что прежде надо выжать сок лимонов в миску, а потом сбрызнуть им листки этой бумаги. Чтобы прочитать письмо, необходимо использовать зеркало. Пусть скажут ему, что это хорошее зеркало, я ему о нем уже писал в своем первом письме. Пусть они скажут ему, что это не все, и у меня есть еще много чего рассказать ему, но лучше будет, если он приедет домой, и сам услышит все от меня лично, и чем скорее, тем лучше, потому что я не могу больше оставаться в этом доме. Вы запомните все, что я сказал?

Мерси высморкалась.

— Лимонный сок, побрызгать бумагу, зеркало, — перечислил Констебл. — И еще что сказать?

— Пусть они подскажут место, где бы мы с ним смогли встретиться наедине. Он может написать мне записку, — Мэггс повернулся к мистеру Баклу, — и тогда вы избавитесь от меня. Я исчезну из вашей жизни…

— Нет, нет, — воскликнул мистер Бакл, но его честное личико хорька не смогло скрыть откровенного облегчения. Мерси впервые видела его таким, и лучше бы ей не видеть. Ее спаситель в ее глазах теперь был весьма жалкой фигурой.

Глава 45

Выйдя из экипажа на дурно пахнущей Цветочной улице, Констебл, держа в руках свертки, прямо направился к двери с обшарпанной грязной вывеской: «Мафуз и сын. Импорт фиников и кофе». Над ней висел небольшой фонарь, видимо, расточительно горевший с ночи. Когда Констебл дернул шнурок звонка, на востоке едва забрезжил рассвет, но даже в такой неурочный для гостей час глазок в двери держали открытым, ибо тут же чей-то голос справился, по какому делу пожаловал гость.

После ответа, видимо, удовлетворившего того, кто спрашивал, Констебл был впущен в затуманенный, пропахший табачным дымом коридор, где какая-то поблекшая личность с нарумяненными щеками и мешками под глазами охотно приняла от него шляпу и перчатки.

Это был Магнус, такая же достопримечательность для определенной касты лондонцев, как новая колонна на Трафальгарской площади. Магнус некогда был героем множества анекдотов, большинство из которых касалось похождений в молодости этого некогда небывало красивого персонажа; таким он был в начале правления Георга Третьего, то есть в период, к которому также относился украшающий его ныне парик.

В те времена этот клуб был весьма известен в Ковент-Гардене. Само собой разумеется, что мелкие торговцы рынка тоже знали, какого сорта джентльмены (называвшие себя «Друзьями Мастера») бывали в верхних комнатах лавки Мафуза. Поговаривали, что и простым торговцам по окончании трудового дня и стаканчика бренди, выпитого в местном кабачке «Собака и Свисток», нередко, после должных уговоров, тоже удавалось побывать там, и тогда веселью не было конца: танцы длились до рассвета, особенно по субботам, а то и до воскресного утра, а то и до того часа, когда Эдвард Констебл был послан сюда, чтобы разыскать мистера Генри Фиппса.

Ни словом, ни жестом Магнус не дал гостю понять, здесь мистер Фиппс или нет. Однако он все же провел гостя в небольшую комнату со смелой геральдически выполненной надписью на двери: «Лорд Стратвэлл». Обставлена она была истинно по-мужски: боевые флаги, штандарты, кресла, обитые марокканским сафьяном.

Здесь Констебл, усевшись в кресло, приготовился ждать, положив свертки на колени. У него не было ни малейшего желания разглядывать тисненые гравюры, заполнявшие полки, хотя в иные, лучшие времена они возбуждали в нем чертовски дерзкие желания.