Нет, «лампочка» по-испански «bombilla», решил я.

Может быть.

Возможно.

«И, вне всякого сомнения, – размышлял я, – мне не известен ни один из балканских языков. Как, впрочем, и диалектов, распространенных в Западной Африке. Хотя вполне вероятно, что женщина в цветастом платье говорит по-французски, потому что кое-какие регионы в Западной Африке являются франкоязычными». А я знаю французский. «Une bombe. La femme la-bas a une bombe sous son manteau». У той женщины под пальто спрятана бомба. Женщина в цветастом платье может меня понять. Или каким-то другим способом догадается, что я имею в виду, и просто пойдет за нами.

Если вовремя проснется. Если откроет глаза.

В конце концов я остался сидеть на месте.

Двери закрылись.

И поезд покатил дальше.

Я не сводил глаз с пассажирки номер четыре, думая о том, что ее тонкий бледный палец касается спрятанной в сумке кнопки. Вероятно, устройство с кнопкой куплено в «РадиоШэк» за полтора доллара. Совершенно невинная деталь, если речь идет о хобби. Я представил переплетение проводов, красных и черных, скрепленных между собой клейкой лентой. И толстый шнур детонатора, выходящий из сумки и прячущийся под курткой, где он соединяет двенадцать или двадцать подрывных капсюлей в длинную, смертоносную цепочку. Электричество движется со скоростью, близкой к скорости света. А динамит – невероятно мощная взрывчатка. В замкнутом пространстве, вроде вагона метро, одно лишь давление размажет нас всех по стенам. Гвозди и подшипники будут совершенно лишними. Вроде пуль против мороженого. От нас почти ничего не останется. Разве что стремечко или наковальня в среднем ухе. Это самые мелкие косточки в человеческом теле, следовательно, существует статистическая вероятность, что облако шрапнели их не затронет.

Я смотрел на женщину, понимая, что у меня нет ни единого шанса к ней подойти. Я находился в тридцати футах от нее, и она держала палец на кнопке. Дешевые латунные контакты, вероятно, расположены на расстоянии одной восьмой дюйма друг от друга, и этот крошечный промежуток слегка сокращается и увеличивается в такт биению ее сердца; к тому же у нее наверняка дрожит рука.

Она была готова умереть, а я – нет.

Поезд катил вперед в сопровождении характерной симфонии звуков – воя встречного ветра в тоннеле, грохота и стука расширителей под железными бандажами колес, скрежета бугелей, шума двигателей и повторяющегося визга колес вагонов, мчащихся друг за другом по рельсам подземки.

Куда она едет? Под чем проходит шестой маршрут? Может ли террорист-смертник взорвать целое здание? По моим представлениям, это невозможно. В таком случае где в два часа ночи можно найти большое скопление людей? Таких мест совсем немного. Например, ночные клубы, но мы уже проехали мимо большей части из них, да и в любом случае она не сумеет пройти мимо бархатной веревки заграждения.

Я смотрел на нее.

Слишком внимательно.

Она это почувствовала.

И повернула голову – медленно, плавно, словно движение было заранее запрограммировано.

Взглянула на меня.

Наши глаза встретились.

И она переменилась в лице.

Она поняла, что я разгадал ее намерение.

Я остановился в шести футах и сказал:

– Мне бы очень хотелось ошибиться насчет того, что происходит.

Она ничего не ответила, но ее губы продолжали шевелиться. Она что-то сделала внутри сумки из толстого черного брезента, и крупный предмет слегка сдвинулся в сторону.

– Я хочу взглянуть на ваши руки, – сказал я.

Женщина молчала.

– Я полицейский и могу вам помочь, – соврал я.

Она по-прежнему ничего не отвечала.

– Давайте поговорим, – предложил я ей.