— Давайте, — сказал Виталик Егоров.

— Не откажусь, — кивнул Славка Игнатьев.

И Маринка Медведева поддержала предложение, и Осколкова, и еще десятка полтора тех, кто не считал себя «солидняками».

— Говори тост, командир, — сказал Сашка Семенов.

Шеремет вздохнул.

— Видишь, те, что наверху, меня уже не признают командиром… Ну, ладно! Давай за все настоящее. За настоящую дружбу, настоящую любовь, настоящих людей!

— Правильно!

— Молодец!

— За это и пьем, — загалдели собравшиеся.

Рюмки в очередной раз соприкоснулись и опустели.

— Вот оно как обернулось, — сказал Шеремет. — Раньше мы вроде все одинаковые были, а теперь одни здесь гужуются, а другие там. На втором этаже. Потому как они выше нас. Так выходит.

— А чем они выше? — спросил Говоров.

— Да тем… Когда-то все сидели за одинаковыми лабораторными столами — а сейчас одни в баре, пьют коньяк и виски, другие — во дворике — водку с пивом. Может, «Медея» — единственное место, где я могу встать, подняться наверх, чокнуться с Петькой Вельветовым. Но Петька нынче — босс. А я кто? Так что чоканье ничего не изменит.

— Какие они боссы? — не соглашался Говоров. — Цуранов еле-еле институт закончил, и Вельветов, да и остальные… Алинка и Валька бабы красивые, только без ошибки трех слов не напишут.

— Сейчас это ничего не значит, — махнул рукой Егоров. — Знания, грамотность и все такое никому не нужны. Сейчас время дураков. А наглость — второе счастье. Кто смел — тот и съел. А вначале еще у другого выхватил!

— Да они умней нас оказались, — закричала обиженная Осколкова. — Потому что готовились жить, а не пахать!

— Ничего умного в них нет. Кто ж тогда мог знать, что ни диплом с отличием, ни знания никогда больше не понадобятся? Если бы все оставалось по-прежнему, мы бы сидели наверху, а они здесь, — пробурчал Семенов.

— Ладно, хватит плакаться, — сказал Шеремет. — Димки вон вообще не стало. Давайте за упокой, не чокаясь…

— Дурацкая смерть, — заметил, пока разливали, Андрей.

— Но Димка-то был не дурак! Ты вспомни — он каждый семестр повышенную стипуху получал! — Шеремет поднял стаканчик: — Дернули!

Выпили. Закусили копченой колбасой. Сергей отметил, что нарезка-то дешевенькая, не такая, как наверху. Больше на это никто внимания не обратил.

Димка, общий любимец, гитарист, поэт, мастер на розыгрыши, капитан факультетской команды КВН, в годы прихватизации вообразил себя журналистом, стал выпускать какую-то бурно-демократическую газету, брякнул слишком много правды, нажил врагов, влип в неприятности и крепко запил. Он пропил все, чем владел, переселился на городской рынок к бомжам. Однажды зимним утром его нашли замерзшим в подъезде дома, где жила давняя его любовь. Шел к ней, шел, да постучаться не решился… Как безработный в Америке из старых советских фильмов.

— А интересно, если бы он к Любке постучал, она бы открыла? — спросил Андрей.

— Какой «открыла»?! — вмешалась Медведева. — У нее муж, ребенок!

— Значит, все правильно? — спросил Говоров. — Замерз — и замерз?

— Такова жизнь, — кивнула Осколкова.