Вечер вышел удачен; все оживлены, и, вообще, весело.
– Ты еще бледна, – сказала Ева.
– Опять я бледна?! – встревожилась Джесси. – Мне это уже сказали сегодня. Очень бледна?
– Не… очень. Что же с тобой? Покажи язык.
– Вот язык. – Джесси высунула чистый язык и увела его назад. – Прежде чем я войду, я сяду. Дай мне пить, пожалуйста.
– Сейчас. Но чего? Воды с лимоном? Есть лимонад.
– Дай много воды, немного с вином. Ева вышла и принесла напиток сама. Утолив жажду, Джесси сказала:
– У меня ничего не болит, но я чувствую себя странно, – как будто подменили мое тело: оно не смеется. А внутри – преграда, доска.
– Теперь, когда Моргиана уехала, ты отдохнешь, – прямо сказала Ева. – Она зла и хитра.
Джесси выслушала это молча, понурясь; затем подняла расстроенное лицо, по которому к слабо улыбающемуся рту скользнула слеза.
– Ева, я отдохнула.
– Ты отойдешь, ты снова станешь сама собой, – говорила Ева, идя с ней и гладя ее по спине. – Мне хочется, чтобы ты вошла в наш кружок. Надеюсь, это будет кружок.
– Я потеряла шляпу, – сообщила, оживляясь, Джесси, – разве я не сказала? Ветром – с обрыва в океан, и она плавает там.
– Ужасно!
– Да, вот уж так.
Они вошли в небольшой зал, где было пять человек: только что взглянувший на часы Регард, Фаринг, знакомый Евы по ботаническому музею, и Гаренн, автор философских этюдов. Кроме мужчин, Джесси увидела Мери Браун, служащую канцелярии музея, и Тизбу Кольбер, девушку с тяжелым лицом, полную и сосредоточенную; она была секретарем профессора Миллера.
Джесси вошла прищурясь, как это понравилось ей у одной дамы.
Ева познакомила ее со всеми, кроме Регарда, который сказал: «Очень жалею, что скоро должен уехать».
Как только Джесси вошла, она немедленно стала центром, что происходило всегда и к чему она не прилагала никаких усилий. Она сама чувствовала это по оттенку в улыбке мужчин, по тону краткого молчания, наступившего как бы случайно. Джесси немного смешалась, затем ей стало весело. Она встретила взгляды женщин и поняла, что на нее приятно смотреть. Затем общее равновесие, нарушенное свежим впечатлением, незаметно восстановилось, но уже «под знаком Джесси». Ева, слегка ревнуя, что еще не раскрывшая рта девушка оказалась главным лицом, сочла нужным начать разговор шуткой:
– Бедная девочка приехала без шляпы. Как это произошло, Джесси?
– О, так, – ответила Джесси не без кокетства, – ветер дунул, и шляпа полетела в море! – Вспомнив испуг, она серьезно прибавила: – Был момент очень неприятный. Я захотела ее схватить и чуть не полетела сама с обрыва. Стала падать, но все-таки упала назад.
– Вы очень испугались? – спросила Мери Браун.
– Да, очень. Кровь ударила в голову.
– Интересно, – произнесла Тизба Кольбер безразличным тоном взрослой, рассеянно наблюдающей ребячьи глупости.
– Да ты, оказывается, спаслась от смерти! – воскликнула, взволновавшись, Ева и, пересев к Джесси, взяла ее руку. – А ты говоришь об этом так просто. |