Но вслух сказал другое:
— И правда, о чем это думаете?
— О себе, — ответил Омер.
— А-а-а! — протянула Атийе-ханым и вскинула голову: — И что же вы о себе думаете?
— Я многое хочу сделать. И думаю, у меня получится.
— Конечно, конечно, — сказал Саит-бей. — Молодость!
— Нет, я не про то! Я другое имею в виду. Я думаю, что мне нужно многое сделать, но… но совсем не то, что делают другие! — Омер почувствовал, как загорелись у него щеки.
— Я как будто вас понимаю, — сказал Саит-бей.
— Это очень трудно объяснить…
— А вы все-таки попробуйте! — потребовала Атийе-ханым. На лице ее было все то же игривое выражение, с каким она задавала свой вопрос.
Гюлер подняла голову от меню, которое она с самого начала ужина изучала с такой тщательностью, будто читала интересную книгу (хотя в прошлый раз уже просмотрела его вдоль и поперек), и взглянула на Омера.
— Есть ли… есть ли у вас, Саит-бей, какое-нибудь страстное, необузданное желание? — спросил Омер.
— Что? Как вы сказали? — удивился Саит-бей. Улыбнулся, однако тут же сдвинул брови.
— Есть ли у вас стремления? Горячие, необоримые?
Саит-бей, будто пытаясь что-то вспомнить, посмотрел на жену:
— Замечала ты за мной что-нибудь в этом духе?
— Нет, — быстро ответила Атийе-ханым. — Он у меня спокойный. Как ягненок. — Кажется, она хотела улыбнуться, но, увидев выражение лица Омера, испугалась.
— Хвала Аллаху, я человек умеренный, — проговорил Саит-бей. — Меня вполне устраивает моя жизнь, ее маленькие радости и заботы.
На этот раз все улыбнулись.
— Ну а я, хвала Аллаху, человек неумеренный! — сказал Омер и, снова почувствовав на себе взгляд Гюлер, прибавил: — Маленьких радостей и маленьких забот мне недостаточно! — Внезапно ему стало неудобно за свою резкость, захотелось как-то ее смягчить: — Мне хочется многого добиться. Я не хочу довольствоваться малым. Не уверен, понятно ли я излагаю?.. Говоря о стремлениях, я не имею в виду стремление к чему-то определенному. Мне нужно все. Вся жизнь, все, что в ней есть! Уловить, овладеть, добиться!
— Молодость, молодость, — тихо проговорила Атийе-ханым.
— И чего же вы хотите добиться? — спросил Саит-бей.
— Всего! — ответил Омер, принимая из рук Саит-бея тарелку с сыром — не потому, что хотелось сыру, а потому, что отказываться неудобно.
— Этот сыр французы едят перед фруктами. Неприятный у него запах, не правда ли? Но когда привыкнешь к запаху…
— Саит, дорогой, ты перебил Омер-бея, — вмешалась Атийе-ханым.
— Да нет, конечно же мы вас слушаем!
Все трое посмотрели на Омера.
— Я, должно быть, выпил лишнего, — сказал он.
— Нет-нет! Вы очень интересно говорите, — заверила Атийе-ханым.
— Моя супруга обожает занимательные рассказы, — сказал Саит-бей и тут же, решив, должно быть, что не совсем удачно выразился, прибавил: — Ее вообще интересует все занимательное и любопытное. Прошу вас, продолжайте!
— И меня тоже интересует! — взволнованно сказал Омер. — Мне все интересно, все желанно. Вы сейчас спрашивали, чего я хочу добиться. Всего! Любви красивых женщин, денег, известности, славы, почета! Безоглядно, чего бы мне это ни стоило — хочу!
Саит-бей с предостерегающим видом обернулся к своим дамам:
— Осторожно, подливка у этого мяса очень острая! Я эту приправу знаю…
Омер мучительно покраснел. |