Ходил бы, как Рефик, по воскресеньям на прогулку, играл бы в гостиной в лото!» Он представил себе дом счастливого семейства Ышыкчи, шум, веселье за праздничным столом… «Мне не нравится эта легкая атмосфера, это невозмутимое спокойствие, эти уравновешенные люди! И Рефик — один из них. Хотя раньше он…»
— Купим семечек?
Они помахали продавцу семечек — сгорбленному старику с сумкой на плече. Протягивая молодым людям кулек с семечками, он ласково улыбался.
«Разве раньше Рефик был таким? Конечно, был… Или он все-таки изменился? А я, интересно, могу так измениться?» Мухиттин попытался вспомнить, каким Рефик был пять-шесть лет назад. «В инженерном училище он вечно шутил и смеялся. Играл с нами до утра в покер, а потом, кажется, немного об этом жалел. Когда мы однажды пошли в бордель — как он потом раскаивался! Он больше на христианина похож, чем на мусульманина. Но малый добросердечный… Сколько лет уже нашей дружбе…»
— Что это ты на меня так смотришь?
— Как?
— А вот так! — И Рефик, прищурившись и вытянув шею, изобразил Мухиттина.
Перихан впервые засмеялась. Мухиттин не обиделся, напротив, ему стало весело. Теперь он знал, как выглядит со стороны.
— Как твоя близорукость, прогрессирует?
— Нет.
Рефик повернулся к Перихан:
— Знаешь, когда мы были в училище, Мухиттин все время говорил, что через пять лет ослепнет. И это, кстати, ему кое в чем помогало. Например, он иногда говорил: «Закончи-ка за меня чертеж, я хоть на мир немного посмотрю!»
— Моя близорукость тогда действительно быстро прогрессировала… — сказал Мухиттин и подумал: «Мои тогдашние проделки теперь превратились для него в веселые воспоминания». Он вдруг рассердился на Рефика. Заметив, что Перихан смотрит на толстые стекла его очков, быстро прибавил: — Но сейчас у меня с глазами все в порядке! — и, желая это доказать, посмотрел вокруг.
Лысый человек все еще листал свою газету. Мухиттин начал читать заголовки:
— Хатай не может больше оставаться в сирийском рабстве… Вчера президент Ататюрк… Бомбардировки Мадрида… Поэт Назым Хикмет и двенадцать его сообщников… Толщина выпавшего в Артвине снега — полтора метра… «Фенербахче» — «Понеш» — 5:2…
— Молодец, даже я не вижу! — сказал Рефик.
Лысый человек понял, что его газету рассматривают, улыбнулся и продолжил чтение.
— Как матч? — спросил Рефик и зевнул.
Лысый человек опустил газету.
— «Фенер» выиграл!
И они по-приятельски улыбнулись друг другу, наслаждаясь беззаботной атмосферой погожего выходного дня. Рефик протянул Мухиттину пригоршню семечек.
Мухиттин положил свои семечки на стол. «Все такие мирные и спокойные, потому что не знают, что умрут! — думал он. — Точнее, знают, конечно, но не думают об этом. Никто не думает о смерти. Если не думать о смерти, то станешь спокойным, как они, будешь относиться ко всему равнодушно, не будешь бояться и переживать… И не будешь думать о том, что надо же что-то делать!» Он посмотрел на лежащие перед ним семечки. На первый взгляд все они были совершенно одинаковыми, но если приглядеться, можно было заметить маленькие отличия. «А как я стал таким, каков я есть?» Смерть и страх перед ней были одним из главных мотивов его поэзии. «Думать о смерти я научился у Бодлера. У него и у других французов. Научился и стал таким… Впрочем, хватит забавляться пустыми мыслями. Пора идти домой!»
— Что пишет Омер?
— Ничего. После того как сообщил о своем решении жениться, стал писать гораздо реже. |