Потом я подумал, откопает ли кости Тима следующая цивилизация, которая будет гадать, как он жил, и мумифицируется ли последний чизбургер у него в животе.
Почти все курильщики говорили по сотовым. Вышла Кейтлин. Она хотела домой.
— Помнишь, как в девяностом, если ты говорил на людях по сотовому, то выглядел настоящим козлом? Теперь мы все козлы.
Отец вышел с Джоном Доу и Ковбоем. Я спросил их, куда они, а отец ответил, на вокзал, рисовать граффити на товарняках.
— Папа! Джону и Ковбою это уже не по возрасту, а тебе и подавно.
— Я вхожу в будущую роль.
— Это какую?
— Для рекламы банка. Мне нужно закатывать глаза, когда хипхопперская молодежь приходит открыть счет.
— И для этого тебе надо расписывать вагоны?
— Если я должен ненавидеть этих маленьких гадов, пусть у меня будут свежие воспоминания. Такая методика. Почему ты так придираешься к моему ремеслу?
Он все никак не оправится от того, что его роль вырезали из рекламы. Пусть хоть чуть-чуть порадуется…
— Да иди уж!
После ухода отца вышла мама и остановилась на веранде.
— Какой красивый дом! Каму очень повезло! И ушла обратно.
Часть моей миссии по подрыву «Спрайт-квеста» — придумать миф о сотворении Рональда, то есть рассказ для игроков о том, как Рональд оказался в своем Логове и почему посвятил себя хаосу. Вот этот миф.
Рональд в миллиардный раз проводил день рождения: раздавал капризным избалованным детишкам стаканчики апельсинового сока. На кухне этого пригородного дома сидели их мамаши, пили мартини и смеялись над Рональдом. Клоун бросил детей и подошел к ним:
— Если есть что сказать, говорите мне в лицо! Мамаши захихикали. Это ж надо, заговорила пластмассовая игрушка, набитая конфетами!
— Не сходи с ума, мы просто шутили!
— Шутить — моя работа, мадам! Я знаю, что такое шутки. Если это шутки, то злые. У меня под гримом — чувствительное сердце.
— Ты и родился в этой гадости? Другая мамаша спросила:
— А что ты делаешь, когда приходишь домой — не смывая грим, лопаешь обед из микроволновки и занимаешься телефонным хулиганством?
— Я лицензированный символ мультинациональной корпорации и подписал договор о неразглашении, который не позволяет мне рассказать, что я делаю в некоммерческих ситуациях.
— Вот черт! Спорим, ты ешь у конкурентов, в «Вендиз». Рональд направил указательный палец ей в лицо.
— Венди — шлюха!
Поскольку беседа происходила в американском доме, все были вооружены. Одна из мамаш — назовем ее альфа-мамашей — достала из корзинки с вязанием пушку сорок четвертого калибра. Она с удивлением обнаружила: ее возбуждает, что жизнь и смерть клоуна в ее руках. Альфа-мамаша навела дуло на Рональда.
— Все, клоун сопливый, проваливай!
— Ни за что! Пока вы все не извинитесь.
— За что?
— За то, что смеялись над клоунами!
Одна из матерей хотела позвонить в службу спасения, но та, что с пистолетом, сказала:
— Шейла, не надо! Сначала мы с ним поразвлекаемся! — Она повернулась к подругам: — Нелл, закрой детей на ключ! — Потом к Рональду: — Ладно, мальчик-булочка, раздевайся!
— Что?
— Что слышал. Раздевайся! Мы все хотим увидеть, что под твоим желтым комбинезоном!
Кто-то ударил его под колени алюминиевым мини-скутером, и Рональд упал на кухонный пол.
— Раздевайся! Живо! А то мы за себя не отвечаем! Рональда окружили шесть мамаш с ножами, складными
стульями, пистолетами и тяжелой настольной лампой. |