— Много лет назад, — сказал дядя Филиппе, — я был вынужден даровать Силману три желания. Одно из них состояло в том, чтобы создать по его собственному проекту специальный ключ. Он мне все чертежи нарисовал.

Нимрод открыл коробочку. Внутри оказался человеческий скелетик величиной с канцелярскую скрепку. Нимрод сжал крошечный скелет в кулаке и подышал на него, точно суеверный игрок на игральные кости. Когда он разжал кулак, скелет вдруг ожил: встал и потянулся, как после долгого-долгого сна.

— Вставай, хватит дрыхнуть, — хихикая, говорил Силман. — Проснись и пой, моя красавица.

Филиппа вздрогнула.

— Брр! Что это такое?

— Отмычка, — сказал Нимрод.

В немалом смятении Филиппа наблюдала, как Нимрод поднес руку вплотную к замочной скважине на парадной двери музея, и скелетик, дойдя до края его ладони, пролез в скважину и исчез внутри.

— Когда в кармане у вора сидит такая замечательная подружка, можно не потеть, вскрывая замки, — заметил Нимрод. — Скелетик все обеспечит в лучшем виде: и нажмет, и повернет, и выдвинет.

— Правильно, господин Наймрод, — закивал Силман. — Откроет все, что угодно.

Через несколько секунд Филиппа действительно услышала, как щелкнул замок. Дверь открылась. Мгновение спустя скелетик перебрался в свою кожаную коробочку, а Силман ужом скользнул в музей — отключать сигнализацию Не успела Филиппа опомниться, как он вернулся и на лице его сияла торжествующая улыбка.

— Путь открыт, господин Наймрод, — сказал он.

— Спасибо, Силман. — Нимрод кивнул. — Ты не мог бы подождать нас здесь, а то вдруг нам снова понадобятся твои услуги?

Силман поправил челку.

— Вы правы, сэр. Я подожду в машине.

Включив карманный фонарик, Нимрод прошел в музей восковых фигур, Филиппа с Джалобином последовали за ним.

«Джалобин-то был прав», — думала Филиппа, следя за лучом своего фонарика, который то и дело натыкался в темноте на чьи-то фигуры. Пусть они хоть десять раз восковые, но страх нагоняют, как настоящие. Нескольких она, разумеется, узнала сразу: вот это президент, а это британский премьер-министр. Тут королевское семейство, там кинозвезды. Несколько фигур были совсем как живые. Но многих сделали плохо, и Филиппа, глядя на них, чуть не расхохоталась. Впрочем, ночью, да еще в окружении восковых фигур, все-таки не до смеха. Джалобин по обыкновению не преминул выразить словами те страхи, которые его обуревали. И Филиппа поняла, что она не одинока и что не только ей жутко в этом музее, да еще после наступления темноты.

— Говорят, мадам Тюссо научилась своему искусству в Париже, — прошептал дворецкий. — Причем начала она с восковых слепков голов, отрубленных на гильотине во время Великой французской революции. Само по себе малоприятно. Кстати, меня не покидает чувство, будто некоторые из этих фигур — на самом деле трупы, настоящие мертвецы, только покрытые воском. Потому они, правда не все, и выгладят так правдоподобно. А ты обратила внимание на их глаза? Так на тебя и пялятся, откуда ни посмотри!

— Я, если честно, стараюсь этого не замечать, — призналась Филиппа. — А почему вы говорите шепотом?

— Вот именно, Джалобин, почему? — вставил Нимрод.

— Да потому что в этом музее — точно в склепе или на кладбище, — ответил Джалобин. — Даже хуже, поскольку, на мой взгляд, любому призраку приятнее гулять тут, рядом со своим прижизненным изображением, чем шляться по кладбищам возле ящиков с костями. Что до персонажей с первого этажа, то их призраки наверняка здесь.