Утомившись бесплодным досмотром и обнаружив у себя на шее еще одного таракана, таможенник нетерпеливо махнул рукой: проходите.
— Я, черт подери, подумал, что наша песенка спета, — сказал Джалобин, когда Филиппа, собрав вазу-матрешку, застегнула рюкзак. — Ну, думаю, все, куковать нам в сибирских лагерях до конца дней своих.
— Здорово сработано, Фил, — восхитился Джон. — С тараканами — это просто озарение! Как тебе только в голову пришло?
— Да что тут думать-то? — Филиппа кивнула на столик кафетерия, где несколько тараканов лениво ползали по неубранной тарелке с недоеденным куском торта. — Их тут тьма-тьмущая. Я и решила, что таможенник не посчитает тараканов чем-то необычным.
Хотя путешественникам пришлось провести в Шереметьево несколько часов в ожидании следующего, норильского рейса, в ресторан они пойти не рискнули — все-таки их смущало количество тараканов в этом аэропорту.
Из Норильска, самого крупного из российских городов, расположенных за Полярным кругом, они полетели на полуостров Таймыр, в Хатангу.
Из Хатанги — снова на север, за мыс Челюскин, который является самой северной точкой всей Евразии, на остров Средний. Там и заночевали.
На Среднем размещен взвод солдат, а еще тут живут несколько ученых-гляциологов, много тюленей и почти столько же белых медведей. Один из ученых рассказал Филиппе и Джону, что от медведей много неприятностей: по ночам они приходят рыться в мусорных баках и вообще чрезвычайно агрессивный народ.
С острова Средний на вертолете отправились на Ледовую базу, то есть приземлились на дрейфующую льдину меньше чем в семидесяти милях от Северного полюса. День здесь летом длился круглые сутки, а температура в любое время года не поднимается выше нуля. Достопримечательностей никаких, кругом только снег, незаметно переходящий в серовато-голубое небо, да яркие палатки, где им предстояло провести свою вторую ночь в России, да еще старый, видавший виды военный вертолет, которому на следующий день предстояло доставить путешественников на Северный полюс.
— Совершенно не понимаю, как меня сюда занесло, — ворчал Джалобин вечером, когда вся троица, дрожа от холода, мечтала, чтобы поскорее наступило утро. — Просто ума не приложу! Как я поддался, как согласился ехать в это забытое богом место? Я предпочел бы сейчас оказаться где угодно, только не здесь. А мне еще не нравился Египет! Да Египет — рай по сравнению с этой дырой. Хорошо господину Ракшасу, сидит себе в лампе и в ус не дует. Дом со всеми удобствами. Что до меня, то с меня довольно. Человеку такого возраста, с такими увечьями, не пристало тащиться на край света, чтобы угодить на обед к белому медведю. Я еще вчера глаз не сомкнул — все слушал, как они роются в мусорных баках. Буквально не сомкнул глаз!
Филиппа налила Джалобину чашку горячего кофе в надежде, что он перестанет жаловаться.
— Послушайте вы, оба, — продолжал дворецкий Нимрода, пощипывая бородку, которая отросла у него за два дня, проведенные в России. — Для чего вам тащиться на этот Северный полюс? По мне, так холод здесь вполне достаточный для ваших затей. Не думаю, что на полюсе будет холоднее. Вы ошибаетесь, если думаете, что полюс — это какое-то особенное место. Ну, указывает на него стрелка компаса, и что из этого? Абстрактное понятие этот ваш полюс. Там, хотите верьте, хотите нет, даже фотографировать нечего. Вот если бы у меня были в запасе три желания…
— Перестаньте, — сказал Джон. — Немедленно перестаньте!
— Но он не так уж неправ, — возразила Филиппа.
— Разумеется я прав. Послушайте, почему бы не вскрыть эту штуку здесь? Сегодня в полночь? Пока все спят. Солнце тут светит круглые сутки, будет все видно не хуже, чем днем. |