— Обнажи грудь, — сказал улан по-арабски. К счастью, этим языком Джон теперь владел в совершенстве. Тем не менее подставляться под копье ему хотелось не больше, чем под меч. С другой стороны, сопротивляться тоже не имело большого смысла. Что такое мальчик с мечом против всадника с копьем?

Джон решил выполнить приказ, уповая на то, что удар копья тоже окажется не смертельным. Расстегнув рубашку, он обнажил грудь, а всадник тем временем проскакал несколько метров вниз по дорожке, развернул коня и понесся прямо на Джона с наставленным на него копьем.

— Лежать, парни, — крикнул Джон собакам и, бормоча молитву, закрыл глаза.

На сей раз он даже почувствовал, как задрожала земля у него под ногами, а в нос ударил сильный лошадиный запах… Джон приоткрыл глаза. Он стоял в облаке пыли, поднятой копытами вороного жеребца. Стоял вполне живой. Всадника нигде не было видно.

Алан перевел дух и тут же закашлялся, поскольку в глотку ему попала пыль. Нил утомленно покачал головой и улегся обратно на землю, наблюдая, как его молодой хозяин осматривает собственную грудь и застегивает рубашку.

— Согласно записям Эно, — сказал Джон, еще не уняв дрожи, — нам предстоит встреча еще с пятью хранителями, причем четырем я должен подчиниться, а пятого убить. Хорошо бы этот пятый оказался как раз тем идиотом, который выдумал эти глупые испытания. А то у меня аж сердце из груди выпрыгивает. — Он притянул голову Алана поближе к своей груди. — Слышишь? — Он возбужденно засмеялся. — Бьется, как птица в клетке. Думаю, к концу дня мы будем точно знать, здоровое у меня сердце или нет. Впрочем, может, в этом и есть суть испытаний?

Джон смело двинулся вниз по дорожке-серпантину и довольно скоро был вынужден подчиниться лучнику, который выпустил в него стрелу — такую же безвредную, как меч и копье. Потом ему встретился огромный борец, который сгреб его в охапку и шмякнул об землю, не причинив ему при этом никакого вреда. К пятому испытанию, состоявшему в том, чтобы засунуть голову в пасть льва, Джон уже чувствовал себя большим знатоком хранителей подземелья.

— Я бы сказал, что трех испытаний вполне достаточно, чтобы составить полное представление о здешних нравах, — сказал он, пройдя через пламя, выдыхаемое огнедышащим драконом. — Мне заведомо известно, что ничего плохого со мной не случится. Да, с шестью они все-таки переборщили.

После шести из семи обещанных встреч Джон совершенно лишился сил и не был готов убить даже саранчу. Думать о том, что ждет его за следующим изгибом дороги, он тоже был не в состоянии. Но, понимая, что впереди новое, самое серьезное испытание, он решил, что надо встряхнуться.

— Сейчас мы встретимся с седьмым хранителем, которого я должен убить. Но, наверно, я никого на самом деле не убью, — сказал он Алану и Нилу. — То есть убью, но не по-настоящему, а понарошку, как они убивали меня. А вы как думаете?

Собаки одобрительно залаяли, втайне надеясь, что если Джону действительно суждено кого-то убить, это будет настоящая корова, потому что они ужасно соскучились по свежей говядине. Будучи собаками, они, в отличие от своего юного хозяина, не терзались сомнениями, убивать или не убивать другое живое существо, причем не какое-то насекомое, а седьмого хранителя Иравотума.

Но ничто, ничто не предвещало неожиданности, которая подстерегала Джона за следующим изгибом спиральной дорожки. Там, в своем любимом полосатом костюме, в шикарных ботинках, как у сицилийских мафиози, и даже в рубашке, которую Джон и Филиппа подарили ему на Рождество, стоял невысокий седой человек — родной отец Джона Гонта.