Однако если вы блефуете и со слабой картой боретесь за прикуп, то можете очень крупно проиграть, как это часто и случается в жизни. Если же у вас вправду сильная карта, вы берёте прикуп и сносите материнские карты. Прикуп — это знание и опыт, которые вы можете приобрести в жизни, снос — всё то, что вам мешает, всё вредное и ненужное, например скверные черты характера. Совсем избавиться от них человек не в состоянии, но превозмочь, не дать развиться — вполне… Далее вы назначаете козыри и вес игры. Назначение козырей — это та область жизни, в которой вы наиболее компетентны, где вы можете проявить себя и достичь наибольших успехов. Далее вы берёте взятки, в преферансе — максимум десять. Взятки — это все жизненные приобретения, опыт, знания, деньги, социальное положение, любовь… Если вы играете, вы господин в жизни, остальные вистуют против вас, стараясь урвать свой кусок. Так вокруг могущественного человека вьётся рой прихлебателей, готовых предать, как только появится более сильный игрок. А вот когда у всех игроков на руках гнилая карта, тут начинаются распасы. Это очень распространённая ситуация в жизни — люди с плохими генетическими характеристиками и негативной кармой собираются вместе и начинают друг друга давить и топить, скидывая ближнему свою негативную карму, как это происходит в тюремной камере или в «придонном слое» населения. На этом построена самая плебейская карточная игра, называемая «Дурак». В ней нужно не брать взятки, наоборот, игроки скидывают соперникам кучу хлама, весь негатив, который встречается в жизни… Вот так. — Краев замолчал и с улыбкой вытащил из колоды туза. Снова улыбнулся — немного виновато — и вытащил второго. — Ну, в общем, каждый получает то, что заслужил…
— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, — негромко заметил Фраерман. — Так вот и поймёшь глубину народного слова.
Варенцова задумалась о жизненных заслугах человека, ненавязчиво достающего из колоды одного туза за другим, Наливайко собрался было что-то сказать, но не успел. На улице раздался собачий рык. Жуткий, хриплый — последнее предупреждение перед боем.
— Это что за… — Василий Петрович бросил карты и устремился к выходу из палатки. Он узнал голос Шерхана. Могучий алабай не читал книжек, где утверждалось, что среднеазиатской овчарке «не нужен» хозяин, он безотлучно следовал за профессором и всегда лежал носом под дверью, за которой тот скрылся. Посторонних при этом Шерхан игнорировал. Коля Борода, поначалу опасливо сторонившийся волкодава, неделю спустя начал через него перешагивать. Шерхан и сейчас должен был находиться непосредственно за порогом палатки.
И, видно, там происходило нечто совершенно экстраординарное, чтобы вот так вывести его из себя…
Грозное собачье соло между тем сменилось дуэтом, чуть позже кто-то отчаянно завизжал, и наконец сюиту дополнило ужасающее шипение.
Вздрогнувшая Оксана успела подумать, не объявилась ли в лагере ещё одна мурра, но сразу поняла, что ошиблась. Это шипела не мурра, а её победитель.
— Тишенька, маленький, — ахнула полковник Варенцова и вылетела наружу следом за профессором Наливайко. А там, возле входа, уже причитал женский голос:
— Майн готт! О, майн готт!
— Понеслась душа в рай. — Фраерман поднялся, выглянул наружу, успокаивающе кивнул. — И смех и грех… Разберутся. — Матвей Иосифович вернулся к столу, внимательно посмотрел на Краева. — Вот что, Олег, раз уж мы остались с тобой с глазу на глаз… Есть разговор один, приватного свойства. Не возражаешь?
Краев пожал плечами.
— Какие возражения…
— Есть одна тема, — Фраерман вытащил потёртую кожаную папку. |