Бабка тогда матери сказала, что они и так прокляты, если такую невестку в свою семью пустили и позволили сына единственного в могилу свести. Но принять внучку все же согласилась.

Пока Марина вяло тыкала в костлявую рыбу вилкой, бабка села рядом, подперев морщинистой рукой подбородок, и девушка вдруг вздрогнула, заметив, насколько яркие у нее голубые глаза, даже у отца таких не было. Мать часто смотрела на Марину и упрекала её в том, насколько она на «ведьму старую» похожа.

- Ты скажи, Мариночка, так на кого ты учишься?

- А на кого сейчас все учатся? – девушка отмахнулась, протянув руку за стаканом с компотом. - На менеджера, как и все.

- А что делают-то эти твои менеджеры? Кем работать-то придется?

- Ой, бабуль, - отпила компот яблочный, цокнув языком, - вкусно очень...Да я надеюсь, что работать мне вовсе не придётся.

- Да, как же так? А учиться-то столько лет зачем? – Старушка всплеснула руками, округлив глаза, казавшиеся необычайно молодыми на испещренном морщинами лице.

- Надо учиться, бабуль. Да, и не учиться даже, а так…бумажка лишь бы была.

- А жить на что тогда?

- А жизнь мне мою оплачивать будут. Бабууууль…сейчас мужика хорошего найти куда важнее, чем работу.

- Доищешься когда-нибудь, - проворчала себе под нос, снова пристально на Марину посмотрела и вдруг добавила:

- Зря тебя мать сюда отправила. Лучше б ты там в городе своем оставалась.

- Почему? – Марина даже жевать перестала.

- Зло с собой привезла и грязь. По пятам идет за тобой.

- Какое зло?

Бабушка покачала головой, но не стала продолжать: молча начала собирать со стола, пока внучка, откинувшись на спинку старого стула, уже думала о том, что хорошо бы поспать.

- Так ты, поди, прилечь хочешь? Притомилась с дороги? – Засуетилась возле неё, поставив грязные тарелки на стол и вышла из кухни, поманив внучку за собой.

***

{Никифоров мог поклясться, что в том каменном мешке никакого кислорода не было – только вонь из крови, пота, мочи и страха, самого настоящего животного страха. И плевать он хотел на любые законы физики, химии и биологии. В такие моменты слово «закон» вообще казалось ему кощунственным. Каким-то издевательством, придуманным для слабых и наивных. Не должен полицейский так относиться, конечно…но, когда видишь такое...Не сразу удалось прикурить, трясущие руки отказывались слушаться. Рядом уже затягивался сигаретой Старков, бледный до синевы.

 Иван Петрович непроизвольно закрыл глаза и тут же вздрогнул, словно снова очутился в подвале и снова видит эти надписи на стенах и на полу.

«Я лживая сука»… «Я лживая сука»… «Я лживая сука»}.

***

После того, как гостья отдохнула, бабка решила развлечь её и достала потрепанный альбом с пожелтевшими фотографиями, и Марина застонала, не скрывая скуку. Только этого не хватало – смотреть на лица покойников, которых она и при жизни-то не знала.

 Ночью Марина сбежала из дома в местный клуб, там должно быть какое-то движение: выходные как-никак, а то с этой ведьмой подохнуть от скуки можно. По всему дому свечей понаставила и бормочет что-то у образов, молится. Зло своё, видать, отгоняет.

   Лучше бы она дома осталась… Вот здесь и пошло все не так. В проклятом сельском клубе. Марина плохо помнила, что было дальше. Смутными отрывками, как к ней подошли познакомиться ребята примерно её возраста, предложили пивка, и Маринка согласилась, плевалась потом с дешевого пойла, но пила и смеялась насильно, понимая, что тут вряд ли можно купить что-то нормальное.

 Ну, и к черту все. Она хотела напиться до беспамятства, забыть хотя бы на ночь, что ей придется жить в этом болоте не один месяц с чокнутой бабкой, бормочущей о зле и о проклятиях.