Я опустился перед ним на колени, приложил ухо к груди, где сердце. Жив. Кажется, жив.

— Джим, — позвал я и погладил его по щеке. — Джим…

Кожа теплая. Что-то шевельнулось у меня под ладонью. Его губы вздрогнули, и веки затрепетали.

— Джим! — Мой голос гулко прогремел в пустой комнате.

Он открыл глаза и посмотрел на меня. Моргнул, снова посмотрел на меня и уже не моргал.

— Держись, приятель. У нас все получится.

Я вскочил на ноги, бросился к телефону и связался с оператором.

— Непредвиденные обстоятельства. — Я старался сдерживать голос и говорить четко. — Несчастный случай. Ранили человека. Пришлите «скорую помощь» и полицию.

Я продиктовал адрес, подождал, пока оператор спокойно повторит его, и повесил трубку. Вернувшись к раненому, я опять склонился над Джимом.

— Все будет в порядке, приятель… Полиция уже в пути. Все будет хорошо. — Но в глубине души я ругался, проклиная все на чем свет стоит, включая самого себя. Я не переставал повторять:

— Извини, Джим, что меня не было рядом. Поздно дошло. Извини. Его губы шевельнулись, рот приоткрылся.

— Не волнуйся, — успокаивал я. — Через минуту здесь будет «скорая помощь».

Он все время пытался что-то сказать, силился выдавить из себя слово-другое. Бедняге удалось выдавить неясный хрип и еще одну тонкую кровавую струйку. В том месте, где пиджак соскользнул с рубашки, расплылось пятно. Сюда вошла пуля. Жизненно важный центр, но чуть ниже.

Снова клокочущие хрипы изо рта. Я знал, что Джим не оставит своих попыток, пока не потеряет сознание или не умрет. Несомненно, он пытается сказать мне, кто в него стрелял. Потому что это может послужить разгадкой ко всему, приведет к ответу, если только не окажется, что опять действовал залетный наемный убийца вроде того, которого я застрелил на аллее прошлой ночью.

Поэтому я пытался помочь другу.

— Одно слово, Джим. Только одно слово, если ты знаешь. Просто назови имя…

Я наклонился ближе. Его глаза немного расширились, и он с шумом втянул через ноздри воздух. Лицо побледнело, он весь напрягся, делая невероятные усилия, чтобы заговорить. И он сказал — слабым, тонким, но довольно отчетливым голосом:

— Это… не мужчина.

Глава 17

Его веки задрожали, и из последних сил Джим произнес:

— Это. — Он задыхался. — Это Лор…

Он замер. Его рот обмяк, веки опустились и закрыли глаза. Они не остались открытыми, равнодушно уставившимися в никуда.

Я пощупал пульс. Он бился, очень слабо, но все же его сердце еще работало. Я услышал вой сирены.

Мой шок тоже затянулся, я утратил способность соображать. Я думал над словами Джима: «Это Лор…» Мне показалось, он явно хотел сказать «Это Лоример». Вот что сразило меня наповал. Перед моим внутренним взором возникло пухлое розовощекое лицо, то беспорядочная, то вдохновенная речь. Мое предположение казалось нелепостью, но убийцы встречаются в разных обличьях, и порою мысль о том, что некоторые из них убийцы, кажется куда более невероятной, нежели о Горации Лоримере — убийце.

В конце концов — опять с досадным опозданием — меня осенило.

«Это не мужчина», — с трудом, через «не могу» сумел сказать Джим.

Тогда при чем тут, позвольте, Лоример? Если это был не мужчина, значит, стреляла женщина, и этот бесспорный факт вычеркивал из списка вероятных убийц не только Лоримера, но также Луи Греческого, наемных убийц, вообще половину человечества. Единственными женщинами, замешанными во всей нашей катавасии — насколько я знал, — были Ева и Лори, и еще четыре модели из «Александрии».