|
Витале оговорился, однако, что хотел бы включить в договор страховочный пункт, позволяющий «Рэндом хаус» выйти из игры, если будет написано что-либо «ставящее персонал в опасное положение». Несмотря на это, Эндрю и Гиллон считали, что перейти от Питера Майера к «Рэндом» стоило бы. «Я не соглашусь ни на какие унизительные страховочные пункты, — сказал он своим агентам и для убедительности добавил: — Только через мой труп». У Эндрю было ощущение, что в этом «Рэндом хаус», возможно, уступит. Сонни Мехта дочитал «Гаруна» и сказал, что книга ему нравится. За считаные дни сделка с «Рэндом хаус» была, по существу, заключена. Но Витале не хотел о ней объявлять. Фактически он хотел держать ее в секрете так долго, как получится. Но Сонни Мехта и Эндрю согласились, что надо подготовить заявление для прессы.
Он, человек без армий, был вынужден постоянно сражаться на многих фронтах. Был частный фронт его тайной жизни, заставлявшей съеживаться и приседать, красться и пригибаться, бояться водопроводчиков и монтеров, озабоченно искать убежища, примерять ужасающие парики. Был издательский фронт, где, несмотря на всю свою работу, он не имел никаких гарантий. Публикация как таковая до сих пор была под вопросом. Не было уверенности, что он сможет и дальше вести жизнь литератора, которую выбрал, что всегда будут отыскиваться люди, готовые публиковать и распространять его книги. И был, наконец, жестокий и яростный мир политики. Если, думалось ему, он футбольный мяч — может ли этот мяч обладать самосознанием и участвовать и игре? Может ли футбольный мяч понимать ход игры, во время которой его гоняют от ворот до ворот? Может ли футбольный мяч действовать в собственных интересах, может ли он вылететь с поля, спасаясь от безжалостных бутс? В парламенте был депутат по имени Питер Темпл-Моррис, человек с гладкой белой шевелюрой, похожей на горку мягкого ванильного мороженого над вместительным стаканчиком лица, солидный и влиятельный консерватор, член англо-иранской парламентской группы, человек, относившийся к нему отрицательно, и теперь, когда американских заложников в Ливане начали освобождать, решивший возложить «моральную ответственность» за судьбу заложников-британцев на автора «Шайтанских аятов», которому надлежит воздержаться от публикации этого романа в мягкой обложке. За этим последовала лавина критики. Активисты, добивавшиеся освобождения заложника Джона Маккарти, заявили: «Рушди должен извиниться». Патрик, отец Маккарти, назвал его в «Дейли мейл» виновником продолжающегося заточения Джона. Дэвид, брат заложника Терри Уэйта, сказал, что он сам навлек на себя свои беды, и добавил по поводу издания в мягкой обложке: «Нельзя всегда иметь все, чего хочешь». Дэвид считал, что публикацию надо отменить и что автору надо извиниться за нанесенные оскорбления. Вся эта враждебность оказывала свое действие. «Дейли телеграф» опубликовала результаты гэллаповского опроса: большинство респондентов полагали, что «Салман Рушди должен извиниться за „Шайтанские аяты“». И его источники сообщили ему — хотя правда ли это, он так никогда и не узнал, — что Уильям Уолдгрейв в частном порядке настоятельно попросил «Пенгуин» не выпускать дешевое издание, поскольку это могло плохо сказаться на судьбе британских заложников в Ливане и британского бизнесмена Роджера Купера, все еще находившегося в тегеранской тюрьме Эвин. Вот к чему привели отсрочки «Пенгуина». К этому, похоже, и стремился все время Майер: получить благовидный предлог для отказа от публикации. Роберт Ранси, архиепископ Кентерберийский, встретился с мистером Абдулом Куддусом из Брадфордского совета мечетей. Во время недавней поездки в Иран, сообщил Куддус архиепископу, депутаты меджлиса сказали ему, что Терри Уэйт, посланник архиепископа, взятый в заложники ливанскими боевиками, жив, но будет освобожден только в случае высылки Рушди в Иран. |
