Все в нынешнем мире в конце концов упирается в телевидение.

Его попросили записать заявление на видео, чтобы Уоллес мог отвезти запись в Тегеран и показать по тамошнему телевидению, а затем Хаменеи поговорил бы с Уоллесом в американской телепрограмме и произнес то, что должно быть произнесено. Через несколько дней, сказал Афрасиаби, нам сообщат, хочет ли Иран идти по этому пути. Он был склонен ожидать «положительного отклика». Через четыре дня он сказал Эндрю по телефону, что получил «зеленый свет». В качестве следующего шага он предложил встретиться с господином Хусру, первым секретарем иранской делегации в ООН.

Эндрю и Фрэнсис переговорили между собой, а потом с ними. Решили — стоит попробовать, соблюдая осторожность. Неужели возможен прорыв? Они не смели этому верить. И все же не могли ничего с собой поделать. Верили.

Майк Уоллес и Афрасиаби встретились с Эндрю в его агентстве. Афрасиаби повторил иранские требования: его заявление, что он сожалеет о написанном, должно включено как предисловие в издание в мягкой обложке (тьфу, подумал он, — но, с другой стороны, они не возражали против этого издания как такового), и он должен создать фонд в пользу семей тех, кто погиб во время «антирушдистских» беспорядков. Фрэнсис Д’Соуса была обеспокоена. С одной стороны, сказала она, есть «признаки» того, что Иран, возможно перестал финансировать Мусульманский институт Сиддики и пытается сделать верховным имамом в Великобритании человека умеренных взглядов. С другой стороны, она опасалась, что иранцы, возможно, играют «в очень грязную игру». Если они отменят фетву, будет отменена и охрана, и тогда его сможет убить какая-нибудь ячейка фундаменталистов, а Иран будет как бы ни при чем. На какой-то стадии, сказала она, к переговорам должно подключиться британское правительство — попросить гарантий против такого развития событий. Самин тоже боялась, что его убьют, если он «выйдет из подполья». Но что делать? Никогда из него не выходить? Он был в шатком, дезориентированном состоянии. Слишком много происходило событий. Трудно было понять, что к добру, а что к худу.

Клубок начал распутываться. Иранцы отменили встречу с Майком Уоллесом. Они хотели встретиться с одним Афрасиаби и услышать от него, на что было дано согласие во время его разговора с Эндрю. А потом — хлоп! Мечта лопнула как воздушный шарик. Иранская делегация в ООН сообщила, что ей надо «проконсультироваться с Тегераном». На это уйдет две недели минимум. Это не всерьез, понял он. Это игра. Они хотят, чтобы я сделал заявление и ждал их отклика, полагаясь на их честность. На их честность. Конечно, это игра.

Он перестал курить. Потом опять начал.

Через несколько дней Иран заявил, что фетва отменена на не будет. Хаменеи сказал, что он «должен быть передан британским мусульманам и казнен за святотатство» и это устранит трудности в отношениях между Соединенным Королевством и Ираном. Фрэнсис Д’Соуса выступила в телепрограмме Би-би-си «Ночь новостей», где ее оппонент — «правая рука» Сиддики, шотландец Джеймс Дикки, принявший ислам и взявший имя Якуб Заки, — призвал в Лондон спецгруппы боевиков. Рафсанджани дал пресс-конференцию, на которой попытался снизить накал страстей, но не предложил никаких выходов из кризиса, вызванного фетвой. И в первый раз британское правительство выделило человека для общения с ним.