«Кипенхойер и Витч», видное немецкое издательство, без долгих рассуждений аннулировало договор с ним и попыталось взыскать с него расходы на меры безопасности. (В конце концов немецкое издание выпустил большой консорциум издателей и известных людей, такой же метод применили и в Испании.) Французский издатель Кристиан Буржуа поначалу не хотел выпускать перевод и несколько раз откладывал выход книги, но в итоге под нарастающим давлением критики со стороны французской прессы был вынужден ее опубликовать. Эндрю Уайли и Гиллон Эйткен вели себя потрясающе. Они ездили из страны в страну и уговорами, посулами, угрозами и лестью добивались от издателей, чтобы те делали свое дело. Во многих странах книга вышла лишь благодаря их настойчивому давлению на занервничавших издателей.
А вот в Италии нашлись герои. Издательство «Мондадори» опубликовало перевод на итальянский всего через два дня после фетвы. Владельцы компании — финансовый холдинг «Фининвест» Сильвио Берлускони, CIR Карло Де Бенедетти и наследники Арнольдо Мондадори — проявили бóльшую нерешительность, чем владельцы «Вайкинг — Пенгуин», звучали сомнения в разумности публикации, но упорство директора издательства Джанкардо Боначины и его подчиненных сыграло решающую роль. Книга вышла в запланированный срок.
Пока происходили эти и многие другие события, автор «Шайтанских аятов» постыдно прятался от фермера-овцевода за разделочным столом на кухне.
Да, помимо орущих заголовков были его частные кризисы, была постоянная озабоченность поисками очередного жилья, был страх за родных (его мать приехала в Лондон, чтобы быть ближе к нему, и остановилась у Самин, но повидаться с ней ему удалось не сразу), и, конечно, была Мэриан, чья дочь Лара звонила ей несколько раз и с жаром твердила, что никто из друзей не может понять, почему ее мать подвергает себя такой опасности. Это не было лишено оснований, такое могла бы сказать матери любая дочь. Мэриан нашла дом, куда они могли вселиться через неделю. Это было очень кстати, но в глубине души он не сомневался, что она покинет его, если кризис затянется. Новую жизнь она переносила с большим трудом. Ее авторское турне было отменено, и, окажись он на ее месте, он, вероятно, тоже долго не продержался бы. Но пока что ее занимала работа — подобие ее обычного творческого процесса: она делала подробные записи о месте, где они находились, заносила в тетрадку валлийские фразы и почти сразу принялась писать рассказы, где вымысла как такового было немного — в основном художественная обработка текущих событий их жизни. Один из этих рассказов назывался Croeso i Gymru, то есть «Добро пожаловать в Уэльс», и начинался так: «Мы были в бегах в Уэльсе». Эта фраза его раздосадовала: быть в бегах — значит скрываться от правосудия. Мы же не преступники, хотел он ей сказать, но не сказал. Она была не в таком настроении, чтобы терпимо переносить критику. Она писала рассказ под названием «Уроки урду».
Министр иностранных дел лгал о нем по телевизору. Британский народ, сказал сэр Джеффри Хау, не любит эту книгу. В ней содержится чрезвычайно грубый отзыв о Великобритании. Великобритания, заявил он, сравнивается в ней с гитлеровской Германией. Автор «нелюбимой» книги поймал себя на том, что кричит в телеэкран: «Где? На какой странице? Покажи мне, где я это написал!» Ответа не последовало. На экране бесстрастно мерцало чистенькое, пухленькое, странно податливое лицо сэра Джеффри. Он вспомнил высказывание бывшего министра-лейбориста Дениса Хили, что нападки Хау — это как если бы «тебя терзала дохлая овца», и секунд пятнадцать в голове крутилась мысль, что надо подать на дохлую овцу в суд за клевету. Но это, конечно, было бы глупо. В глазах всего мира он сам был Великим Клеветником, и, значит, ответная клевета на него была делом позволительным.
Дохлой овце вторили другие. |