— Надо еще зайти к пономарю, заказать похоронный звон, — сказала Арабелла. — Это здесь, за углом. Подождите меня у дверей дома.

    В десять часов вечера Джуд уже лежал на кровати в своей комнате, покрытый простыней и необыкновенно прямой. В полуотворенное окно врывались веселые звуки вальса, доносившиеся из бального зала Кардинальского колледжа.

    Два дня спустя, — небо было все так же безоблачно, а воздух все, так же спокоен, — две женщины стояли у открытого гроба Джуда в той же маленькой спальне. С одной стороны стояла Арабелла, с другой — вдова Эдлин. Обе смотрели на лицо Джуда, и усталые старые веки миссис Эдлин были красны от слез.

    — Как он красив! — сказала она.

    — Да, красивый мертвец, — отозвалась Арабелла.

    Окно было открыто, чтобы комната проветривалась; чистый полуденный воздух был неподвижен и тих. Издали явственно слышались голоса и топот ног.

    — Что это? — прошептала старушка.

    — А, это доктора в театре присуждают почетные звания герцогу Гемптонширскому и другим знаменитым господам. Сейчас ведь Неделя воспоминаний. А молодежь кричит им «ура».

    — Видать, это молодцы со здоровыми легкими, не то что наш бедный мальчик.

    Отдельные слова чьей-то речи долетали из окон театра в эту тихую комнату, и тогда казалось, будто по мраморным чертам Джуда пробегает что-то вроде улыбки и тускнеют ветхие, давно оставленные им тома Вергилия и Горация в издании Дофин и потрепанный греческий Новый завет, стоящие на соседней полке, а также другие книга в том же роде, шероховатые от каменной пыли, потому что он имел привычку урывками читать их во время работы. Раздался радостный колокольный звон, его раскаты наполнили комнату.

    Арабелла перевела взгляд с Джуда на миссис Эдлин и спросила:

    — Как вы думаете, она приедет?

    — Вот уж не знаю. Она ведь поклялась не видеться с ним больше.

    — Как она теперь выглядит?

    — У нее, бедняжки, очень измученный и несчастный вид. Выглядит она намного старше, чем когда вы ее видели в последний раз. Она угасла, увяла. А все муж! Не может она его выносить даже сейчас!

    — Если бы Джуд был жив и увидел, какая она, он, пожалуй, разлюбил бы ее.

    — Ну, этого мы не знаем… Он ни разу не просил вас послать за ней с тех пор, как так странно пришел повидать ее?

    — Нет, совсем наоборот. Я как-то предложила позвать ее, а он сказал, чтобы я не смела сообщать ей, что он болен.

    — Простил он ее?

    — По-моему, нет.

    — Ну что ж, будем надеяться, она, бедняжка, где-нибудь да найдет прощение! Она говорит, что обрела покой.

    — Пусть она станет на колени и до хрипоты будет клясться в этом перед своим нательным крестом — все равно не поверю! — сказала Арабелла. — Нигде она не находила покоя после того, как ушла от него, и никогда не найдет, пока не последует за ним!