– Да на что тебе другие, ты ж настоящий банджист! – возмутился Билли. Потом, видно, что-то вспомнил и спросил потише: – А что, по вашей вере на банджо играть не полагается?

Напрасно он это сказал: Джули молча поднялся и пошел было прочь.

– Погоди! – в отчаянии крикнул Билли. – Я дам тебе другой инструмент. Но ты хоть скажи, на что он тебе?

– Играть, – ответил Джули.

– Ну, ясно, а ты что, хочешь играть в нашем джазе? Это, что ли, у тебя на уме?

Как будто самое простое объяснение, но, зная Джули, я понимал: едва ли дело в этом. Уж слишком это было бы нелепо. Мне по-прежнему казалось, что Джули просто хочет испробовать другие инструменты, только и всего.

– Ладно, буду с вами играть, – сказал Джули, словно то была плата, за которую Билли соглашался одолжить инструменты.

– Ну нет, не надо. Я вовсе не говорил, что хочу, чтоб ты с нами играл. На банджо ты играть умеешь, но…

– Нет, – сказал Джули. – Мне нужны другие инструменты.

Джули совсем не умел объяснять, чего хочет, не умел спорить, и, поняв, что на том все и кончится, я вмешался.

– Дай ему какой хочешь инструмент, он на любом сыграет, – сказал я Билли.

– А банджо ему чем плохо? – не соглашался Билли.

Джули опять собрался уходить, но душа завзятого джазиста не могла такое вынести.

– Ладно, ладно, – сказал Билли. – У меня есть запасная ля-бемольная труба, а у Джека Синглтона застрял мой старый кларнет, могу тебе одолжить.

– В них надо дуть? – с сомнением спросил Джули.

Билли не понял, чем тот недоволен, и, нервно подергивая большими пальцами рук, пояснил:

– Конечно, в них надо дуть. А ты как думал?

– А других инструментов, чтоб не дуть, у вас нет?

– Ты что ж, никогда не играл ни на каком духовом инструменте?

– Не беспокойся, – поспешно сказал я Билли. – Ты только дай ему кларнет и трубу, вот увидишь, недели через три он вовсю будет играть.

– Ну и ну, кажется, я тебе верю, – сказал Билли, снял очки и покрутил ими в воздухе, словно хотел сохранить неизменно звучащий у него в душе ритм. Потом велел Джули прийти завтра до восьми утра к нему домой, и он даст ему оба инструмента. – Только ты с ними так не обращайся, – сказал он и показал на сумку, из которой торчало банджо.

Джули не привык прислушиваться к выговорам, он просто повернулся и пошел прочь, я – за ним, а Билли остался один со своими ритмами, озадаченный и недоумевающий.

На том они и расстались и, насколько я знаю, с тех пор три недели не виделись, а потом Джули вечером после школы зазвал меня к себе и сказал:

– Я хочу, чтоб ты кое-что спросил у Билли.

– Ну нет! – вскинулся я. – На этот раз спрашивай сам. Мне некогда.

Мне сейчас было не до него: на носу экзамены.

– А мне от него ничего не надо, – сказал Джули. – Я только хочу кое-что спросить про трубу.

– А что такое? – поинтересовался я.

– У меня звук не получается, – объяснил он. – В субботу вечером я ходил слушать городской оркестр, смотрел, как Джим Бизли играет на трубе. А сам дую, дую – и ничего не выходит.

Он показал, как он это делает, я рассмеялся.

– А что ж ты сам не спросишь Билли? Он бы тебе показал, как с ней обращаться.

– Он отберет у меня трубу, а она мне еще нужна.

И, как всегда в таких случаях, властно распорядился, чтоб я все-таки сходил к Билли.

– Ладно уж, ладно. Но это в последний раз, Джули. Самый последний.