Очень хотелось в туалет. Я выждал некоторое время, прислушался: вроде все было тихо. Больше ждать не было никаких сил. Я тихонько выглянул и только хотел выйти, как вновь послышался шум, и я вновь испуганно закрыл дверь. Судя по звукам, Мария Львовна помогала генералу дойти до спальни.

– Вот так, так… – приговаривала она. – Потерпи еще чуть-чуть. Сейчас ляжешь в кроватку, и все будет хорошо…

Но я лично терпеть больше не мог. Вспомнилось, что на одной из горок в зале стоял большой кубок – подарок генералу. Я подставил стул, снял со шкафа кубок и облегченно расстался с содержимым мочевого пузыря. Теперь надо было решать новую проблему – с кубком. Я подождал минут десять в надежде, что путь к туалету свободен, и вновь отправился к заветной комнате. Но меня опять подстерегала неудача – дверь в спальню была открыта, в коридор падала полоска света, и доносились голоса: взволнованный – Марии Львовны и сдавленный – генерала, невнятно бормотавшего что-то вроде: «Ничего, прорвемся!» Пройти мимо спальни незамеченным не было никакой возможности. Надежда избавиться сейчас от содержимого кубка испарялась на глазах. Сначала я ждал в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, потом вернулся в зал, поставил кубок в угол и сел на диван.

«Утром, – решил я, – незаметно вылью это в туалет». Я прилег, сон сморил меня, я отключился и проснулся уже на рассвете. В квартире была какая-то странная суета, слышались незнакомые голоса, сильно пахло лекарствами. Я вышел и наткнулся на хмурую Басю. Она была необычно бледна, нос ее как-то заострился, глаза покраснели и припухли, точно она не спала всю ночь или много плакала.

– Ба, что случилось? – испуганно спросил я. Меня пугали перешептывания взрослых, всхлипы, доносившиеся из генеральской спальни.

– Сегодня ночью скончался Валерий Андреевич, – сказала она, сжав губы. – Иди домой и сиди там.

– Валерий Андреевич? – переспросил я. – А кто это?

– Валерий Андреевич – это Валерий Андреевич.

– Генерал?!! – ахнул я. – Не может быть!

Виктория. Детство на улице Герцена

За двадцать три с лишком часа Виктория успела познать все прелести дороги из Москвы на Западную Украину – дважды за ночь была разбужена для встречи с пограничниками и таможенниками обеих стран, полюбовалась бескрайней красотой Днепра, вдоволь наелась свежайшего «Киевского» торта, который предприимчивые жительницы украинской столицы приносили продавать прямо к поездам, купила мягкую игрушку в Конотопе и два кило крепких, румяно-красных яблок в Жмеринке.

Купе у них получилось чисто женское. Попутчицами оказались бойкая украинка, торгующая в столице на рынке и теперь ехавшая навестить своих с огромными баулами, и две москвички, мать и дочка лет шестнадцати, обе такие свеженькие, веселые и жизнерадостные, что Виктория даже приняла их сначала за сестер. Едва поезд отошел от вокзала, хохлушка тут же принялась рассказывать о жизни в родной деревне, о ненаглядном маленьком сынишке Хриньке, которого видит четыре раза в год, стала показывать гостинцы и ругать бывшего супруга, никчемного и непутевого. Разговор быстро перешел на мужчин и уже не сходил с этой благодатной темы на протяжении всего пути. Украинка призналась в своей симпатии к хозяину Алику, который «хоть и хачик, но мужик что надо», мама с дочкой наперебой щебетали о своих сердечных делах, и Виктория, не удержавшись, тоже поведала попутчицам о своей столь внезапно и столь счастливо обретенной любви. Даже говорить об Игоре – и то было для нее величайшим наслаждением, она могла бы делать это, не переставая, на протяжении многих и многих часов.