|
Догорающее солнце, погружаясь в золотое море, окрасило все на земле в сверкающий шафраново-желтый цвет. Мэриан казалось, что они с Ханной на сцене, — таким сильным и необычным был свет. Он позолотил им руки и лица. От их фигур протянулись длинные тени. Большие округлые пучки смолевки, прораставшей сквозь трещины пола, отбрасывая тень, окаймляли террасу пестрым ковром. Впечатление театральности усиливалось благодаря тому, что обе они были в вечерних платьях. Мэриан надела голубое платье для коктейлей, которое так нравилось Джеффри, а Ханна — длинное, привезенное, в числе прочих, из города. Оно было светлого розовато-лилового цвета, из тяжелого зернистого шелка, с плотно прилегающим высоким корсажем, немного напоминающим средневековые фасоны. С золотой цепью на шее она выглядела как какая-нибудь храбрая легендарная леди из осажденного замка или как мечта художника давно минувших дней.
У Ханны возникла идея сегодня вечером торжественно отметить приобретение нового платья, организовав маленький праздник с шампанским; Мэриан должна была тоже соответственно принарядиться. Джералд Скоттоу и Вайолет Эверкрич присоединились к ним за шампанским, велся оживленный, но безразлично-вежливый разговор. Обедали a deux[3] . Ханна шутливо жаловалась, что Джералд не обращает на нее внимания, а Мэриан казалось, что Джералд избегает ее, но она не могла понять почему. Она наслаждалась новизной маленького обеда, хотя он и проходил немного скованно. Теперь они забавлялись драгоценностями из большой шкатулки, которую Ханна велела принести сюда, и беспечно разбрасывала ее содержимое по столу, Мэриан уже спасла сережку, упавшую и закатившуюся в щель потрескавшегося пола. Она не разбиралась в драгоценностях, но была уверена, что они действительно очень дороги. Ханна только что застегнула на шее Мэриан ожерелье из маленьких жемчужин и рубинов, оправленных в золото. Мэриан рассматривала себя в зеркале. Ожерелье было похоже на экспонат из музея Виктории и Альберта[4]. Она никогда и не мечтала о подобной вещи. Казалось, ожерелье изменило ее, преобразило даже голубое платье. Что-то — возможно, это были драгоценные камни, или золотой, свет, или само зеркало, заколдованное тем, что оно так часто отражало лицо своей хозяйки, — заставило ее на минуту увидеть себя такой же прекрасной. После слишком долгого молчания она произнесла; — Да, замечательно. — Ваше! — Вы хотите сказать… — Ожерелье. Пожалуйста, возьмите его. Видите, у меня их так много, а я почти не ношу их. Мне доставит истинное наслаждение подарить вам это. — О, я не могу… — сказала Мэриан. — Оно слишком… слишком великолепно, слишком дорого для меня! — слова прозвучали неожиданно зло. — Глупости! Я заставлю вас взять ожерелье. Нет, ни слова больше. И не снимайте его. Оно создано, чтобы его носили. Мэриан бормотала слова благодарности, расстроенная и покрасневшая. И все же она не могла не радоваться, получив такой замечательный подарок. Она нервно перебирала его пальцами. Обе замолчали; Мэриан была взволнована, а Ханна, кажется, поглощена какими-то другими мыслями. Мэриан подумала, что сегодня Ханна выглядит более живой и не такой сонной, как обычно. Солнце, круглое и красное, спустилось к горизонту и погружалось теперь в пылающее море. Золотистое сияние постепенно переходило в ярко-голубые сумерки, и над крышей появилась огромная серебряная луна. Что-то в пейзаже задержало взгляд Мэриан. Это были огни, зажженные в Райдерсе. Она повернула голову и увидела, что Ханна смотрит в ту же сторону. Мэриан стала обдумывать, как естественней завести разговор о соседнем доме. Ханна опередила ее: — Я приглашу Эффингэма Купера посмотреть мое новое платье. |
