– И это в полночь… Что деется‑то, а? – покачала головой Челина. Озадаченно подняв брови, Майкл опять не стал задавать вопросов и поплёлся к алтарю. Уж не собираются ли его тут и прирезать, принеся в жертву какому‑нибудь тёмному божеству?

– Да хоть бы и так… Хуже не будет, – пробормотал он, легко запрыгнув наверх. Поверхность алтаря оказалась вовсе не холодной. Без той стылой промозглости, какую он ожидал от камня глубоко под землёй… А в общем, какая разница? И в тот миг, когда он улёгся, держа в ладонях вытянутый вдоль тела меч – словно рыцарь в своём последнем ложе, в тот самый миг зеркало вспыхнуло нестерпимым светом. Изумрудный, бешеной яркости огонь хлынул ему под веки, проникая в мозг и безжалостно выхватывая оттуда всё, что ему хотелось. Воспоминания взвились бесстыжим хороводом и спиралью потянулись вверх – в бездонное зелёное сияние. Это оказалось настолько постыдным и мучительным, словно молодой парень всю жизнь только и делал, что лгал, предавал, и убивал невинных. Коротко и жадно вдохнув, словно ему вдруг не хватило воздуха, он провалился наконец в блаженное беспамятство…

– Осторожнее… – услышал он, жадно приникая пересохшими губами к поднесённому питью.

– Как ты думаешь, Челина – уже можно снимать повязку? Не повредит ли свет глазам? – в усталом голоске графини сквозила неприкрытая озабоченность.

– А что с ими сделается? Хоть они и изнеженные дворянчики, а всё ж крепкий парень. До сих пор помню, как ловко они мне чуть голову не смахнули…

– беззлобно ворчала ведьма, развязывая ленту. Оказалось, что Гуго до сих пор лежит на тёплом и весьма приятном на ощупь каменном алтаре. Правда, Зеркало вверху потухло, и уже ничем не напоминало тот источник вынимающего душу сияния. Да и судя по нескольким потухшим светильникам, провалялся он тут долгонько. Отведя в сторону руку Челины, он спрыгнул с возвышения, ощущая себя измученным, но в общем‑то вполне ничего. Если бы не… Повертев в ладонях меч, наконец спрятал обратно за спину. И спросил, глядя в лицо молодой графини, что смотрела на него с каким‑то новым, другим выражением. Уже чувствуя, как разум вновь ускользает в душное и тёмное ничто, он расслышал ответ.

– Нам пришлось рассмотреть многое. Но скажу сразу главное, что мы заметили. Гуго, вы не виновны в том, в чём вас обвинили. Попросту говоря, вас подставили. Но правда, так и не зна… Графиня умолкла на полуслове, заметив пустой взгляд и бессмысленное выражение лица парня. Осторожно шагнула вперёд, повела ладонью перед его глазами, всмотрелась и вздохнула.

– Даже не могу зацепиться… Как там он говорил – после сильных потрясений душа моя гуляет по неведомым мирам? Очень верное выражение. Вызови слуг, Челина. Когда тяжело дышащая и взмокшая старая ведьма вернулась с двумя крепкими парнями, уважительно поклонившимися своей повелительнице, графиня приказала:

– Луиджи, Пьетро – отнесите моего гостя наверх. Уложите в гостевой комнате, и пусть за ним присмотрят. И бережнее, чем это была бы даже я. Слуги осторожно подхватили впавшего в оцепенение молодого человека и унесли, а графиня повернулась к сидящей в одном из золочёных кресел старой ведьме.

– Ну, и что скажешь? Та помассажировала левую сторону груди и только потом со вздохом ответила.

– Тяжеленько… Вряд ли мы ему чем поможем – он должен сделать это сам. Сам собрать воедино все – все! – свои силы и перебороть ужас, поселившийся в душе. Но тогда выйдет… не боишься, голубка моя? Люция улыбнулась.

– Нет, не боюсь. Я внимательно вчувствовалась – как он относится к сестре, к матушке. Не прощу себе, если когда‑нибудь не съезжу в сине‑белое королевство и не познакомлюсь с ними обеими.