– Арно находится под моей опекой. Он живет в этом доме. И воспитываться он будет сообразно принципам и положениям этого дома. Говоря прямо, мы должны поставить Арно под свое влияние раньше, чем это сделают ассасины.

– У нас нет причин опасаться, что ассасины когда либо узнают о существовании мальчика, – не сдавалась мама.

– Полной уверенности в этом у нас нет. Если ассасины узнают об Арно, они непременно сделают его частью своего ордена и воспротивиться он не сможет.

– Если Арно не сможет воспротивиться, правильно ли внушать ему другие идеи? – умоляюще спросила я, хотя в данный момент больше думала о себе, чем об учении тамплиеров. – Позволительно ли нам идти против того, что уготовила Арно судьба?

Отец пригвоздил меня суровым взглядом.

– Ты хочешь, чтобы Арно был твоим врагом?

– Нет, – горячо ответила я.

– В таком случае наилучший способ сохранить его дружбу – это постепенно знакомить его с нашим мировоззрением.

– Да, Франсуа, но не прямо сейчас, – перебила отца мама. – Ну зачем торопиться? Дети еще слишком малы.

Отец посмотрел на наши лица, где было написано возражение, и через какое то время сдался.

– Спелись, – улыбнулся он. – Ладно, пока пусть будет по вашему. Но мы к этому еще вернемся.

Я с благодарностью посмотрела на маму.

Как я буду жить без нее?

5

Вскоре после того разговора мама заболела и стала затворницей своих комнат, где днем и ночью царил угрюмый полумрак. Доступ в эту часть замка был закрыт для всех, кроме горничной Жюстины, нас с отцом и трех сиделок с одинаковым именем Мари, нанятых для ухода за мамой.

Для остальных обитателей замка мама постепенно перестала существовать. Правда, на моем распорядке дня это не сказалось. Утром я по прежнему занималась с гувернером, а затем отправлялась в лес, граничащий с нашими угодьями, где мистер Уэзеролл продолжал обучать меня владению оружием. Но днем, вместо игр с Арно, я теперь просиживала у маминой постели, держа ее руку. Вокруг хлопотали три Мари.

Я заметила, что Арно потянулся к моему отцу. Да и отцу нравилась роль наставника Арно. Это позволяло ему на время забыть о тяготах, вызванных маминой болезнью. Мы оба пытались свыкнуться с ее скорым уходом из жизни, но делали это по разному. Я как то незаметно для себя перестала смеяться.

6

У меня часто бывало видение. Не сон, поскольку я в это время не спала. Думаю, это можно назвать фантазией. Я видела себя сидящей на троне. Представляю, как кто то воспримет эту фразу, но если умалчивать о подобном в своем дневнике, найдется ли иное место для откровенных признаний?.. Я сижу перед моими подданными. Я не знаю, кто они. Должно быть, тамплиеры. Так мне представляется. Они собрались передо мной, великим магистром. Фантазию эту не назовешь особо серьезной, поскольку я сижу перед ними в своем нынешнем обличье десятилетней девочки. Трон для меня слишком велик: ноги не достают до пола, рукам не дотянуться до подлокотников. Я меньше всего похожа на правительницу (какой бы вы ее ни представляли). Но это фантазия, а фантазии порой движутся в странном направлении. Важна моя фантазия не тем, что я превращаюсь в королеву, и не моим вхождением в звание великого магистра. До этого момента еще не один десяток лет. Важность моей фантазии и причина, почему я за нее так цепляюсь, в другом. По обе стороны от трона сидят мои отец и мать.

С каждым днем мама становится все слабее и ближе к смерти. И с каждым днем отец все больше привязывается к Арно. А в моей фантазии лица родителей делаются все менее четкими.

15 апреля 1778 г

– Элиза, прежде чем покинуть этот мир, я должна кое что тебе сказать.

Она взяла меня за руку.