А может, полянка, пятнистая от солнца, и ствол поваленного дерева были не только местом отдыха, но и напоминанием о годах наших упражнений.
Сегодня утром мы отправились на ту полянку. Достигнув ствола, мистер Уэзеролл благодарно вздохнул и сел, освободив здоровую ногу от непомерного груза. Неудивительно, что меня захлестнула волна тоски по прежним временам, когда мои дни заполняли уроки фехтования и игры с Арно. Дни, когда мама была жива.
Я скучала и по ней, и по отцу. Ужасно скучала.
– Значит, Арно должен был доставить письмо? – помолчав, спросил мистер Уэзеролл.
– Нет, он должен был вручить письмо отцу. Оливье видел его с письмом в руках.
– Выходит, должен был вручить, но не вручил. Что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что меня предали, – недрогнувшим голосом ответила я.
– Считаешь, это письмо могло спасти твоего отца?
– Возможно.
– И потому ты молчала о таком «пустяшном» деле, как нынешнее пребывание твоего дружка в Бастилии?
Я молчала. Мне было нечего сказать. Мистер Уэзеролл подставил лицо солнечному лучу, пробившемуся сквозь листву, и закрыл глаза. Свет играл на его бакенбардах и морщинистых веках. Он жадно впитывал этот день и почти блаженно улыбался. Затем, кивком поблагодарив за эти минуты тишины, мистер Уэзеролл протянул руку, сказав:
– Позволь мне еще раз взглянуть на послание.
Я полезла в камзол за письмом.
– Как по-вашему, кто этот Л.?
Мистер Уэзеролл перечитал письмо и вернул мне.
– Вы не ответили, – напомнила ему я.
– Единственный, кто мне приходит на ум, – это наш друг месье Кретьен Лафреньер.
– Но же во́рон.
– Может, пора отказаться от теории, что во́роны плели заговор против твоих родителей?
Я задумалась о его словах.
– Пока я склоняюсь к мнению, что кто-то из них действительно плел заговор против родителей.
Мистер Уэзеролл усмехнулся и почесал бороду:
– Верно. В письме упоминается «некто». Однако, насколько мы знаем, еще никто не заявил о своих притязаниях на титул великого магистра.
– Пока, – тихо добавила я.
– В этом-то и вся соль, Элиза. Великим магистром теперь являешься ты.
– Они это знают.
– Знают ли? Меня ты еще можешь одурачить. Но не их. Ответь, сколько встреч у тебя было с твоими советниками?
– Мне позволительно горевать по убитому отцу? – сощурившись, спросила я.
– Никто не отнимает у тебя права предаваться скорби. Но прошло уже два месяца. Два месяца, Элиза, а ты даже не прикоснулась к тамплиерским делам. Палец о палец не ударила. Орден знает: номинально великим магистром являешься ты. Однако твои действия никак не убеждают собратьев, что руководство орденом находится в надежных руках. Случись бунт, появись другой рыцарь, который дерзнет провозгласить себя великим магистром, он не встретит особого сопротивления.
Я молчала.
– Одно дело – оплакивать отца. Но это не освобождает тебя от обязанности продолжать его дело. Ты последняя в роду Де Ла Серр. И ты же первая женщина, ставшая великим магистром французской ветви ордена. Тебе нужно выйти к собратьям и показать, что ты достойная дочь своих родителей, а не слоняться по особняку, предаваясь хандре.
– Но моего отца убили. Какой пример я подам остальным, если оставлю его убийство неотомщенным?
Мистер Уэзеролл коротко рассмеялся:
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве не этим ты сейчас занимаешься? Предпочтительное направление действий: ты берешь бразды правления орденом в свои руки и помогаешь ордену пройти через грядущие тяжелые времена. |