— Подождите меня здесь с вашими спутниками, я пойду открою вход в большую башню; поднявшись туда, вы сможете легче овладеть замком.

Выходя, Эмери де Пави закрыл дверь на засов и действительно пошел открывать дверь в башню.

Там укрывались Эдуард, его сын, Готье де Мони и примерно двести воинов; обнажив мечи, они выскочили с криками:

— Мони! Мони! На помощь!

При этом они кричали:

— Неужели эти французы думают, что так легко возьмут замок и город Кале?

Когда французы увидели эти две сотни солдат, с яростью кинувшихся на них, они поняли, что защищаться бесполезно, и сдались.

Среди них оказалось всего несколько раненых.

Заперев пленников, англичане построились в колонну и стали спускаться из замка. Подойдя к воротам замка, они сели на коней и направились к Булонским воротам города.

Именно у этих ворот стоял мессир Жоффруа де Шарни, развернув свое знамя, — на нем по красному полю были изображены три серебряных щита — и терпеливо поджидал той минуты, когда сможет въехать в город, куда хотел вступить первым; поэтому он проявлял нетерпение и изредка обращался к окружавшим его рыцарям:

— Что он там копается, этот ломбардец! Он хочет заморозить нас!

— Да, черт побери! — отвечал Пепин де Вэр. — Ломбардцы — люди хитрые, и вот он перебирает ваши экю, чтобы убедиться, все ли монеты на месте и нет ли поддельных… Тут спешка ни к чему.

Такой шел разговор, когда ворота замка распахнулись и на французов понесся отряд всадников. На миг им почудилось, будто это возвращаются их люди, но они тотчас смекнули, что ошибаются, разглядев знамена Готье де Мони и сеньора де Бошана. И они услышали англичан, кричавших так же, как в башне: «Мони! Мони! На помощь!».

— Нас предали! — вскричал Жоффруа де Шарни. — Если мы побежим, то погибнем, если сдадимся, то прослывем трусами. Будем защищаться и выживем.

— Клянемся святым Дени! Вы правы! — закричали французские рыцари. — И горе тому, кто сбежит!

XIX

Все французы спешились и отогнали своих лошадей на дорогу, так как они создали бы давку. Увидев это, король Англии повелел своему знаменосцу остановиться и сказал:

— Я хочу сражаться здесь, но пусть большая часть наших солдат пойдет берегом реки и на мост Ньёлэ, ибо мне сообщили, что там скопилось немало пеших и конных французов.

Все было исполнено так, как приказал король.

Шесть знаменосцев и три сотни лучников оставили короля, выдвинувшись к мосту Ньёлэ; его охраняли мессир Моро де Фьен и сир де Крэзек.

Между Кале и мостом занимали позицию арбалетчики из городов Сент-Омер и Эр; более ста двадцати из них погибли.

Моро де Фьен и сир де Крэзек сопротивлялись долго и доблестно, но, поняв, что англичан становится все больше и к ним без конца подходят свежие силы из Кале, они вскочили на своих боевых скакунов и бежали с поля боя.

Англичане бросились в погоню.

Это был суровый день; когда взошло солнце, лучи его осветили немало мертвецов.

Обе стороны бились отважно, и в тот день было взято много пленных.

Король Англии в шлеме с опущенным забралом, по-прежнему сражавшийся под знаменем Готье де Мони, врезался в самую гущу врагов.

Среди них Эдуард опознал мессира Эсташа де Рибомона и, не назвав себя, вызвал его на поединок.

Эсташ де Рибомон, как мы уже знаем, был стойким турнирным бойцом, в битве же он был опасным противником. Дважды он вынуждал Эдуарда падать на колени, и дважды тот, с помощью Готье де Мони и Реньо Кобхэма, поднимался и продолжал бой.

Но Эдуард был достойным соперником Эсташа и, не пав духом от двух первых неудач, ни за что не хотел прерывать схватку, как его ни умолял Готье; настал момент, когда французский рыцарь так сильно ослабел, что, в свой черед упав на колени и не в силах подняться, протянул меч Эдуарду, не догадываясь, что отдает оружие королю.